– Принять? Словно кто-то с простудой чихнул на меня, и я просто должна посвятить себя кашлю на пару дней? – Удивление в ее голосе звучало так же четко, как и ее гнев. – Ты себя слышишь?
– Я отлично понимаю каждое свое долбаное слово. Уж поверь.
– Окей. Хорошо. Как насчет того, что посмотреть на это с другой стороны. Скажем так... ты подаришь мне ребенка, которого я так хочу, и с этим тебе придется свыкнуться. И точка.
Он снова пожал плечами.
– Ты не сможешь заставить меня быть с тобой.
Когда Бэт изумленно вздохнула, ему показалось, что они вошли в принципиально иную плоскость в их отношениях... не сулившую ничего хорошего. Но пути назад нет.
Ругаясь себе под нос, он покачал головой.
– Сделай себе одолжение и перестань часами сидеть рядом с Избранной каждую ночь. Если повезет, то ничего не выйдет, и мы оба просто забудем о...
– Забудем о... минутку. Ты... ты... ты совсем рехнулся?
Дерьмо. Его шеллан никогда не запиналась и не заикалась, и очень редко ругалась. Тройной джек-пот.
Но это ничего не меняло.
– Когда ты собиралась сказать мне? – требовательно спросил Роф.
– Сказать что? Что порой ты бываешь настоящим засранцем? Как насчёт этого?
– Нет, если ты умышленно пытаешься спровоцировать жаждущий период. Это касается нас обоих.
Что бы произошло, если бы у нее внезапно началась жажда, если бы они были вместе, наедине, в дневное время? Он мог поддаться и тогда...
Плохо. Особенно если бы позже он выяснил, что она тусовалась с Избранной именно ради этого.
Он посмотрел на нее.
– И да, когда именно ты собиралась сказать мне? Не сегодня же ночью, верно? Может, завтра? Нет? – Он наклонился к столу. – Ты знала, что я не хочу этого. Я говорил тебе раньше.
Опять ходит кругами: он мог слышать каждый ее шаг. Пока она не остановилась.
– Знаешь, пожалуй, сейчас я пойду, – сказала она, – и не потому, что просто собиралась куда-то этой ночью. Я не хочу тебя видеть какое-то время. И потом, когда я вернусь... мы снова поговорим об этом... обсудим обе стороны вопроса... нет! – приказала она, когда он начал открывать рот, – ты не скажешь ни одного гребаного слова. Иначе, мне захочется собрать вещи и съехать отсюда, навсегда.
– Ты куда собралась?
– В противовес всеобщей убежденности у тебя нет права знать, где я в ту или иную секунду дня и ночи. Особенно после твоей обличительной речи.
Снова выругавшись, он поднял очки и потер переносицу.
– Слушай, Бэт, я просто...
– О, я услышала достаточно. Поэтому сделай нам обоим одолжение, оставайся там, где сидишь. Учитывая, к чему ты клонишь, этот стол и жесткое кресло – единственное, что тебе светит. Начинай привыкать.
Он закрыл рот. Затем услышал, как она уходит и стук двери, закрывшейся за ней.
Он собирался вскочить и побежать за ней, но потом вспомнил слова Джейн об МРТ Джона в человеческой больнице. Наверное, она собиралась туда... она сказала, что для нее важно поехать с ним.
Внезапно он вспомнил припадок и то, что произошло в промежутке. Он разговаривал с Куином о том, что пытался сказать Джон Бэт... если его шеллан что-то пытались сказать, он собирался узнать подробности, черт подери.
«Ты будешь под моей защитой. Я позабочусь о тебе».
Окей, запишите как «Что за нахрен». Как правило, Роф никогда не ссорился с Джоном Мэтью. На самом деле, парень всегда ему нравился... настолько, что казалось жутким, насколько удивительно легко немой боец вошел в их жизни... и задержался там.
Прекрасный солдат. С головой на плечах. А отсутствие голоса не являлось проблемой ни для кого, кроме Рофа, ведь он не мог видеть, чтобы понимать язык жестов.
О, а что до анализа крови, утверждавшего, что он – сын Дариуса? Чем больше времени проводишь времени с парнем, тем очевидней становится связь.
Но он проводил четкую границу там, где любой мужчина пытался встать между ним и его шеллан, родной он брат или нет. Он один обеспечит защиту и будет заботиться о Бэт. Никто другой.
И позже он поговорит с Джоном... но, что странно, казалось, парень сам не ведал, что нес: Джон недостаточно хорошо знал Древний Язык, чтобы свободно общаться на нем, а Блэй и Куин подтвердили, что он, казалось, произносил губами именно это.
Плевать. Джон получит лечение, и в плане Бэт точно не принесет никаких проблем. Но эта фигня с детьми...
Прошло много времени, пока Роф смог, наконец, оторвать руки от подлокотников, в которые вцепился, и когда он размял их, захрустели костяшки.
Учитывая, к чему ты клонишь, этот стол и жесткое кресло – единственное, что тебе светит.
Ну и бардак. Но сама суть, железобетонная правда... он не мог потерять ее из-за беременности. Какой бы ужасной не была ссора между ними, по крайней мере, они оба живы и продолжат жить: ни за что на свете он по доброй воле не подвергнет риску ее жизнь просто ради гипотетического сына или дочери... которые, кстати, если доживут до перехода, будут страдать от королевского наследия, как и он сам.
И это другая проблема. Он не стремился обрекать невинного на это королевское дерьмо. Оно разрушило его жизнь... и не такое наследие он хотел бы передать кому-то, кого будет любить почти так же сильно как и свою шеллан...
Передвинув трон, он посмотрел вниз, на себя... и нахмурился.
Он, конечно, ничего не видел, но осознал... что у него была эрекция. Пульсирующая, напряженная длина натягивала ширинку его кожаных штанов.
Будто ей было куда податься.
Опустив голову на руки, Роф точно понял, что это означало.
– О... Боже... нет.
***
– Тебе нужно кормиться?
Ожидая ответа на свой вопрос, Избранная Селена старалась игнорировать тот факт, что этот потрясающий темнокожий мужчина перед ней был голым. Да, это было так. Покрывало спустилось до талии, обнажая его грудь, рельефные мышцы торса и канатоподобные руки были освещены мягким светом, льющимся из угла.
Сложно представить, что его может заботить то, что располагалось ниже бедер.
Славная Дева-Летописеца, какой вид он из себя представлял. И откровение... и не потому, что она была некомпетентной или наивной. Она могла быть изолирована в Святилище с момента своего рождения век назад, но будучи эросом, она была знакома с техникой секса.
Но, не считая обучения, само действие никогда не входило в ее судьбу. Предыдущий Праймэйл был убит в набегах до того, как она достигла зрелости, а его замена не назначалась на протяжении долгих десятилетий. Потом, когда Фьюри принял на себя облачения Праймейла, он изменил порядок и освободил их, а сам взял шеллан, с которой был моногамен.
Ей всегда было интересно, каков секс. И сейчас, смотря на Трэза, инстинктивно она понимала, почему женщины отдавались мужчинам. Почему ее сестры наряжались и готовились к «исполнению обязанности». Почему после возвращения в общежития светилась их кожа, улыбки, души.
Было бы изумительно узнать это из собственного опыта...
Внезапно, она осознала, что он не ответил ей.
Когда мужчина просто продолжил смотреть на нее, она задумалась, не оскорбила ли его. Но как? Она знала, что у него не было супруги: он приехал в этот особняк с братом, а не с шеллан, и в этих покоях не было женщины.
Но она не следила за каждым его шагом.
За многими, но не за всеми.
Когда ее щеки покраснели, она напомнила себе, что после пережитого он точно должен взять вену? Действительно, его болезнь отражалась на его лице... в его жестком, красивом лице с миндалевидными глазами темного цвета и пухлыми губами, высокими скулами и сильным, тяжелым подбородком...
Селена потеряла мысль.
– Ты не можешь говорить серьезно, – сказал он хрипло.
Его голос был ниже обычного и оказал на нее странное влияние. Внезапно прилив крови к лицу распространился по всему телу, согревая ее изнутри, расслабляя ее, отчего страх за будущее стал менее четким.
– Могу, – услышала она свой ответ.
И это не будет для нее исполнением обязанности. Нет, в этом тихом, тусклом пространстве между ними, она хотела его... у своей шеи, не у запястья...
Сумасшедшая, прошептал внутренний голосок. Это – не подобающе, и не потому, что такое поведение размывает границы долга, который она выполняла в этом доме.