В воскресенье Троицы 13 июня 1886 года, в последний день жизни Людвига, погода выдалась прохладная и дождливая, небо лишь ненадолго прояснялось, а затем вновь хлестал дождь. Однако несмотря на ненастную погоду в утренние часы, как уже было потом известно из рассказов, на озере замечали лодки.
Людвиг в свое последнее утро проснулся около 6 часов и потребовал к себе «на ковер» доктора Гуддена. Во время долгой беседы Людвиг сообщил доктору, что он не злится на Луитпольда, считая, что дядя был манипулируем партией заговорщиков. Королю крайне не нравился выбор Хольнштайна на роль опекуна, а графа Тёрринга он считал приемлемым. После всего случившегося он не мог простить Хольнштайна, и назначение графа опекуном короля было неверным выбором.
Людвиг подробно расспрашивал о своем «лечении». Психиатр пояснял королю, что, согласно его методу лечения, Людвига будут сопровождать двое человек – барон Вашингтон и Мальсен, что таким образом важно искоренить его привычку к уединению и поощрять больше общение с людьми. Людвиг на это выразил обеспокоенность. Все это было для короля, любящего уединение, невыносимо. Он хотел посетить на Троицу утреннюю мессу в церкви, однако Гудден ему запретил, чтобы не создавать для населения непредвиденных сенсаций. Людвиг попросил, чтобы явились его камердинер Майр и парикмахер Хоппе, но ему ответили, что они больше не состоят у него на службе.
После беседы с Гудденом король еще беседовал с доктором Грашеем. Король сказал ему, что поступили плохо, ничего не сказав заранее о запланированных действиях, назвав это заговором. Людвиг вновь осведомлялся, как долго будет продолжаться его «лечение», почему его не обследовали, убеждал Грашея, что он вполне здоров, и выразил пожелание, чтобы привезли его библиотеку из Нойшванштайна. Грашей пояснял, что Людвиг должен научиться привыкнуть вести умеренный образ жизни, следовать распорядку дня, подчиняться врачам, следовать их советам и выполнять рекомендованные ими занятия. Король также неоднократно расспрашивал о национальности, лояльности своих надзирателей. В своем поведении Людвиг не демонстрировал недовольства, вел себя во время беседы сдержанно и спокойно. Этот разговор даже посеял сомнения у Грашея насчет диагноза Людвига. Он увидел вполне здравомыслящего спокойного человека, который задавал вполне логичные вопросы, которые сумасшедший даже не произнес бы.
Затем в разговоре со своим тестем Грашей сказал, что не считает состояние Людвига безнадежным и что он вполне излечим. Гудден, естественно, не согласился с мнением зятя. Вполне адекватное и осознанное поведение Людвига противоречило планам правительства. Гудден не отказался от своего ошибочного рокового медицинского заключения. Он должен был поддерживать его, поскольку согласовал его с принцем Луитпольдом и правительством. Идти на попятную никто не собирался, поскольку это угрожало роспуском министерства, угрожало бы карьере Гуддена как психиатра, да и принцу Луитпольду было бы далеко не сладко, если бы Людвиг вернул себе снова власть.
Смотритель санитар Маудер был определен как новый слуга короля, помогая ему умываться, одеваться, накрывать на стол. Покорно доверившись Маудеру, Людвиг позволил себя побрить, причесать и одеть. После чего король с аппетитом съел завтрак. Закончив трапезу, он попросил Маудера завести его карманные часы, однако Шнеллер с подозрением перехватил их, сказав, что сам заведет.
Гудден был вполне доволен поведением августейшего пациента, считая, что тот смирился со своим положением.
После завтрака Людвиг в 11:15 совершил часовую прогулку с психиатром по парку. Людвиг с удовольствием вырвался хоть ненадолго из своего заключения. Смотритель следовал за ними на расстоянии примерно в 400 шагов, что взволновало Людвига. Король и доктор оживленно беседовали. Людвиг вновь осведомлялся, не угрожает ли ему какая-то опасность, например от социалистов. Гудден отрицал наличие какой-либо опасности. Когда король и доктор прогуливались возле озера, Людвиг долго вглядывался в серую дождливую водяную гладь. Вероятно, уже во время этой утренней прогулки он смог уговорить Гуддена, чтобы при следующем вечернем променаде отпустить охрану, поскольку такой контроль был ему очень неприятен.
Тем временем из Мюнхена прибыла телеграмма от Людвига фон Клуга лакею Майру, где он просил, чтобы тот срочно вернулся в Мюнхен и привез с собой «необходимое». Не выяснено, что подразумевалось под «необходимым». Мы можем только предполагать, что это были какие-то бумаги, скорее всего, дневники короля, которые Людвиг доверил на хранение Майру. Король приказал Майру сжечь его дневники, но тот не повиновался и после смерти монарха передал их правительству, которое желало их заполучить, дабы оправдать свои действия. Ближе к вечеру Клуг снова телеграфировал Майру, срочно вызывая его в Мюнхен, и вновь упоминал о передаче желаемого. Майр отпросился у Гуддена поехать в Мюнхен, сказав, что для короля нужны хирургические ремни. Гудден отпустил камердинера с условием, что тот вернется на следующий день.