Этот след от кареты породил версию, что императрица Елизавета вместе с братом герцогом Людвигом и Дюркхаймом планировали побег короля. Этой истории также нет подтверждения. Дюркхайм на тот момент находился еще в заключении в Мюнхене и был освобожден только 15 июня. Соответственно, он никак не мог поддерживать связь с Елизаветой.
Елизавета была на тот момент в Фельдафинге и не покидала его, находилась в морально опустошенном настроении, и у нее не было энергии и сил что-то предпринимать в таких сложных обстоятельствах. Эрцгерцогиня Мария Валерия, дочь Елизаветы, писала впоследствии в дневнике 13 марта 1902 года, что Дюркхайм однажды сказал ей, «что мама хотела поговорить с ним в то время, все же ей не советовали это делать». Соответственно, между Дюркхаймом и Сиси не было разговоров о планировании побега. Конечно, она хотела поговорить с королем, от чего ее отговорили, и она оставила эту мысль.
Уже после смерти Людвига Елизавета рассказывала брату Карлу Теодору, что в тот вечер ей не спалось, она выходила на берег: «С трудом я ориентировалась во мраке. Противоположный берег полностью исчезал за стенами тумана. В них зарево огня вздрагивало, как от факелов, которые сновали туда-сюда. Так и еще странные призывы проникали через совершенно мертвую, тихую воду, меня парализовал страх, предчувствие какой-то беды напало на меня». Однако и ее выход к берегу не является доказательством ее соучастия в планировании побега короля.
Когда 14 июня Елизавета узнала о смерти Людвига, она была сильно сломлена горем и подвела итог: «Король не был сумасшедшим, а просто чудаком, жившим в мире своих фантазий. С ним можно было бы обращаться с большей осторожностью и таким образом предотвратить столь ужасный конец».
Мария Валерия отразила тяжелое состояние матери в своем дневнике вечером того дня: «Когда вечером я была с мамой на молитве, она навзничь упала на пол – я громко закричала, потому что мне показалось, что ей что-то привиделось, и я так крепко обняла ее, что в конце концов мы не могли удержаться от смеха. Мама сказала: „Я лишь хотела покаяться и смиренно попросить прощения у Бога за греховные мысли. Своим слабым рассудком я пыталась постичь смысл Божьих предначертаний, хода времени и вознаграждения праведников в лучшем из миров. Я устала от тщетных, грешных раздумий, я лишь хочу всякий раз, когда появляется сомнение, в покорности говорить: Господь, ты велик! Ты Бог возмездия, ты Бог милости, ты Бог мудрости!“»
Обыск в парке не дал результатов. Шеф-повар Роттенхёфер и официант Риттер обнаружили на берегу озера, на мелководье промокшие пиджак и пальто короля, вывернутые наизнанку. Рукава пиджака при этом оставались внутри рукавов пальто, должно быть, были сняты в спешке.
Недалеко также обнаружили королевский зонт. Затем Роттенхёфер, пройдя вдоль берега шестидесят шагов по направлению замка, обнаружил мокрую шляпу Людвига. Шляпу Гуддена обнаружил на берегу повар Герхагер в двадцати шагах ниже в направлении к замку. Зонт Гуддена был найден уже утром 14 июня в кустарнике между озерной дорогой и берегом.
В 22:30 доктор Мюллер и Вашингтон были извещены о найденных на берегу вещах. Мюллер дал приказ внимательнее обыскивать берег озера и призвал на помощь рыбака Якоба Лидла. Вместе со служащим Леонардом Хубером доктор Мюллер отправился в лодке с Лидлом обследовать озеро. Поиски не продлились долго. В 20–25 шагах от берега они обнаружили плывущее лицом вниз безжизненное тело с вытянутыми к берегу руками. Его спина возвышалась над водой. Людвиг был в одной рубашке, тело Гуддена было в нескольких шагах от него. Глубина озера достигала 4 фута (примерно 122 см), ноги короля застряли в рыхлой донной гальке, удерживая нижнюю часть его тела, в то время как течение несло его верхнюю часть к береговой линии. Тело Гуддена было в странной позе – наполовину коленопреклоненный, наполовину сидящий. Его ноги, как у короля, увязли в каменной гальке.
Мюллер и замковые работники помогли поднять тела в лодку. Доктор сразу же принялся их реанимировать. Как констатировал Мюллер, Людвиг и Гудден были «без пульса и без дыхания; трупное окоченение уже произошло. Часы короля, которые свисали с жилета, остановились в 6 часов 54 минуты; между часовым стеклом и циферблатом увидели проникшую воду. Часы Гуддена остановились в 8 часов, все же он редко заводил часы. После того как расстегнули одежду, мы пытались повторно привести в чувство, в то время как я пытался сделать искусственное дыхание и в промежутках растирал грудь. Некоторые служащие конюшни, которые с нами были на берегу, крикнули барону Вашингтону, что заметили признаки жизни, и, следовательно, было сообщение: „Оба живы, доктор Мюллер делает искусственное дыхание“.