Нельзя не сказать об изменении отношения канцлера Бисмарка к королю Людвигу. Уже после смерти Людвига Бисмарк сообщал свое мнение в интервью уже упомянутому нами ранее журналисту и издателю Антону Меммингеру. Бисмарк несколько привирает о своем невмешательстве в баварские дела и о своем запоздавшем информировании и отстранении от власти Людвига. Однако мы посчитали нужным привести это интервью, поскольку оно отображает перемену мнения Бисмарка о Людвиге, и, несмотря на свое изначально положительное к нему отношение, канцлер в итоге стал считать баварского короля безумным, полностью поддержав сторону принца Луитпольда:
«Я был особенно очень рад вниманию короля Людвига II. Мы переписывались друг с другом о важных политических делах, и он был так же любезен со мной в выражении своих взглядов, как и остроумен относительно самых различных вещей, как и в отношении различных рассматриваемых вопросов. Я никогда принципиально не вмешивался во внутренние баварские дела. Я не имел никакого отношения к министерским кризисам и смене министров. Однако, когда в злополучный месяц 1886 года приблизилась катастрофа, меня уведомил флигель-адъютант граф Дюркхайм посредством телеграммы из Тироля о положении дел и попросил моей помощи для короля. Я телеграфировал обратно графу в Тироль: пусть его величество немедленно едет в Мюнхен, покажется своему народу и самостоятельно представит свои интересы перед собравшимся ландтагом. …Я полагал так: если король здоров, тогда он последует моему совету. Или он действительно сумасшедший, тогда он не оставит свою робость перед общественностью. Король не поехал в Мюнхен, он не принял решения, он больше не имел душевных сил и позволил судьбе сокрушить себя. Мой старый господин (кайзер Вильгельм) был глубоко взволнован судьбой короля. И то, что король Людвиг также в течение своих последних дней и после своего отстранения от престола нашел столько любви и привязанности у баварского народа, дает этому верному народу наиболее почетное свидетельство. Верное решение далось народу не так легко. Поэтому я простил также баварских газетчиков, которые в то время выражали враждебное правительству общественное мнение и должны были заплатить за свое мужество тяжелыми наказаниями и имущественными штрафами. Но после того, как дело прояснилось и общее возбуждение улеглось, было бы несправедливо со стороны этих подлинно баварских газетчиков, если бы они захотели оскорбить принца-регента Луитпольда, абсолютно честного и доброжелательного принца. …Любая враждебность по отношению к нему была бы серьезной несправедливостью, потому что в конце концов должно было произойти так, как это произошло. Король был действительно безумен и стал действительно неспособен к правлению. Его отношение к моей телеграмме доказывает это для любого здравомыслящего человека…
У баварского короля отсутствовал такой человек, который укреплял бы его волю и который давал бы силы управлять собой и другими. Министр Лутц был, несомненно, смелым человеком, когда он свергнул короля с престола и рисковал своей собственной головой. Но у него не было смелости вовремя высказать мнение королю и объяснить ему, что министерство лучше выйдет в отставку, а не терпеть еще дольше расставленную кабинет-секретариатом антиконституционную перегородку. Министры обязаны были своим положением и ответственностью перед королем и страной настаивать на прямом докладе у короля, а не позволять кабинет-секретарям и служащим быть рупорами, посредниками и начальниками. Министры не нашли в себе смелости предъявить это требование, они остались подобно слугам, которые терпели невыносимое, прилипли к своим местам, а затем, чтобы сбросить с себя вину, собирали со всех углов доказательства вины своего господина. Министры не должны были позволять делу заходить так далеко, они должны были отрезать бесплановое расточительство в нужное время или уйти самим. Они смотрели и терпели до тех пор, пока сами не выглянули за пределы. Таким образом, король стал жертвой своих слуг, как высоких, так и низких.
Если уж объявлять в недееспособности на основании безмерной расточительности и плохого правления, то все-таки надо было решать дело несколько иначе и отправлять заранее королевских принцев, которые объявят о недееспособности, а не приставов из психбольницы. Если бы при этой процедуре министры стали бы жертвами народного гнева, они заплатили бы только за свои грехи бездействия».