— И мы были когда-то маленькими, — сказал старший министр.
— Ну хорошо, а сколько вам лет?
— Сорок три, — сказал старший министр.
— А почему вы управляете теми, кто старше вас? Господин министр путей сообщения молодой, а ведь в поездах ездят и старики.
И министры ответили:
— Это правда.
— Что вы скажете на это, господин министр юстиции, можно так сделать?
— Ни в коем случае, — сказал министр юстиции, — по закону (том 1349) дети являются собственностью родителей. Есть только одна возможность.
— Какая? — спросили все с любопытством.
— Король Матиуш должен назваться: король Матиуш Первый Реформатор (том 1764, страница 377).
— Что это значит?
— Это значит, что он король, который изменяет закон. Когда король скажет: «Хочу издать закон такой-то или такой-то», то я скажу: «Нельзя, потому что уже есть иной закон». А когда король скажет: «Хочу ввести такую-то или такую-то реформу», я скажу: «Отлично».
Все согласились. Но труднее всего было с Фелеком.
— Он не может быть фаворитом.
— Почему?
— Потому что этого не позволяет этикет.
На заседании не было церемониймейстера, так что министры не могли хорошенько объяснить, что такое придворный этикет. Одно только знали наверняка, что короли могут иметь фаворитов, но только после смерти. Это не значит, что король Матиуш, боже сохрани, должен был бы умереть, но бумага эта должна быть у Фелека, во что бы то ни стало отобрана.
— Да, эта бумага незаконная, — подтвердил министр юстиции. — Фелек может приходить к королю, может быть его сердечным другом, но это не может быть написано да еще вдобавок скреплено печатью.
— Ну хорошо, — сказал Матиуш, чтобы их испытать, — а если я не уступлю и оставлю вас и дальше в тюрьме?
— Это уже совсем другое дело, — улыбнулся министр юстиции. — Король может все.
Матиуш удивился, — из-за какой-то глупости, из-за какой-то бумажки столько людей согласны сидеть в заключении!
— Ваше величество, — сказал министр юстиции, — вы не обижайтесь — закон и это предвидит; есть и об этом замечание в 235 томе. Король может и при жизни назначать фаворитов, но тогда должен называться не Реформатором…
— А как? — спросил Матиуш встревожено, потому что начал уже догадываться.
— Он должен называться Тираном.
Матиуш встал, тюремная стража настороженно подняла сабли. Наступила глубокая тишина. Все даже побледнели от страха, ожидая, что скажет король Матиуш. Даже тюремные мухи перестали жужжать. А Матиуш громко и отчетливо сказал:
— С сегодняшнего дня я называюсь королем Матиушем Реформатором. Господа, вы свободны.
Тюремный сторож тут же отнес кандалы в кладовую, потому что они были не нужны, тюремная стража спрятала сабли, а ключник открыл тяжелые железные двери. Министры весело потирали руки.
— Сейчас, господа. Я должен провести какую-нибудь реформу. Пусть завтра каждый школьник получит в школе фунт шоколада.
— Слишком много, — сказал министр здравоохранения. — Самое большее четверть фунта.
— Хорошо, пусть будет четверть фунта.
— Во всем государстве пять миллионов школьников, — сказал министр просвещения. — Если шоколад должны получить шалопаи и лодыри…
— Все, — вскричал Матиуш, — все без исключения!
— Такое количество шоколада могут приготовить наши фабрики только в девять дней.
— А поезда могут развезти по всей стране за неделю.
— Как видите, ваше величество, приказ может быть выполнен только через три недели.
— Ну, ничего не поделаешь, — сказал Матиуш, а про себя подумал: «Как хорошо, что у меня опытные помощники. Без них я даже не знал бы, сколько потребуется шоколада, без них не знал бы, кто должен его сделать. Мне бы в голову не пришло, что нужно развозить его по всей стране».
Но вслух Матиуш этого не сказал. Даже сделал вид, что немного недоволен, и добавил:
— Итак, прошу, чтобы завтра же было объявлено об этом в газетах.
— Простите, пожалуйста, — сказал министр юстиции. — Все это очень хорошо, но это не реформа. Это только королевский дар школьникам. Если бы король Матиуш издал закон, что каждый ученик будет получать ежедневно от государства шоколад, тогда другое дело. Это была бы уже реформа. Атак это — угощение, подарок, сюрприз.
— Ну, пусть будет угощение, — согласился Матиуш, потому что уже устал и боялся, что они еще будут болтать. — Совещание окончено. До свидания, господа.