— Господин старший министр, — прервал его Матиуш, — хватит этой брехни. Здесь дело не в совете, а в том, что вы хотите управлять, а я должен быть фарфоровой куклой. Так вот, я вам говорю-к дьяволу, сто тысяч чертей, я не согласен!
— Ваше величество…
— Хватит. Не согласен, и баста. Я король — и королем останусь.
— Прошу слова, — вмешался министр юстиции.
— Пожалуйста, только покороче.
— По закону: добавление пятое к параграфу 777555, книга XII, том 814, Свод законов и предписаний, страница пятая, строка четырнадцатая, читаем:
Если наследнику престола нет еще полных двадцати лет…
— Господин министр юстиции, меня это не интересует.
— Понимаю, ваше величество желает обойти закон. Я готов назвать закон, который это предвидит; Имеется параграф 105, том 486.
— Господин министр юстиции, меня это не интересует.
— И на это есть закон. Если король пренебрегает законами, заключенными в параграфах…
— Перестанете вы, холера вас забери…
— И о холере есть закон. В случае вспышки эпидемии холеры…
Потеряв терпение, Матиуш хлопнул в ладоши. В зал вошли солдаты.
— Арестуйте этих господ! — крикнул Матиуш. — Отведите их в тюрьму.
— И на это есть закон! — вскричал обрадованный министр. — Это называется военная диктатура… Ой, это уже беззаконие! — крикнул он, когда солдат штыком ткнул его в ребро.
Министры, белые как мел, шли в тюрьму. Военный министр остался да свободе, поклонился военным поклоном и вышел.
Воцарилась гробовая тишина. Матиуш остался один. Заложив руки за спину, он долго ходил по залу. И каждый раз, когда проходил мимо зеркала, смотрел в него и думал: «Я немного похож на Наполеона».
— Что тут делать?
На столе осталась куча бумажек: может быть, подписать их, все подписать, что в них написано? Почему на одних написано «разрешаю», на других «отложить» или «запретить»?
Может быть, не всех министров следовало арестовать? Может быть, вообще не следовало этого делать? Что-то теперь будет?
И за что, собственно? Что плохого они сделали? По правде говоря, Матиуш сделал глупость. Почему он так поспешил с заключением мира?
Он мог посоветоваться с министрами, наверно, министр финансов сказал бы о контрибуции. Кто мог знать, что есть какие-то контрибуции? Да, что правда, то правда. Почему должен платить тот, кто победил? И, в конце концов, они сами начали.
А может быть, написать королям? Их целых три, им легче заплатить, чем ему одному.
Но как пишутся такие бумаги? Как он говорил, этот министр: том 814. Сколько же этих книжек? А Матиуш прочитал только два сборника рассказов и биографию Наполеона. Это очень мало.
Все более тяжелые мысли мучили Матиуша, когда вдруг через открытое окно он услыхал голос кукушки. Наконец-то он не один.
— Слушай, Фелек, что бы ты сделал на моем месте?
— Я бы на месте вашего величества продолжал веселиться в саду, а на их совещания не ходил бы совсем. Я бы делал, что мне нравится, а они пускай делали бы, что им нравится.
Матиуш подумал, что Фелек наивный мальчик и не понимает, что король должен управлять для счастья народа, а не играть в городки. Но он не сказал ему этого.
— Нехорошо получилось, Фелек. Они уже сидят в тюрьме.
— Пускай сидят, если такова воля вашего королевского величества.
— Вот, смотри, сколько здесь неподписанных бумаг! А если я их не подпишу, не будет ни железных дорог, ни фабрик, ничего.
— Ну так надо подписать.
— Нет, погоди. Слушай: я без них ничего не знаю, даже старые короли не могут обойтись без министров.
— Ну, так можно их выпустить.
Матиуш от радости чуть не бросился Фелеку на шею. Так просто, а ему не приходило в голову. Действительно, ничего плохого не случилось. Можно их в любую минуту выпустить. Но он поставит им условия. Им не будет разрешено так распоряжаться. Они должны будут его слушаться. Нет, так не будет, чтобы он, король, вынужден был смотреть с завистью через решетку на игры ребят или красть что-нибудь из буфета или из собственного сада, чтобы угостить приятеля. Он тоже хочет играть. Хочет, чтобы его учителем был добрый капитан, под чьим начальством пробыл он всю войну. Что же, в конце концов, в этом плохого? Хочет быть веселым мальчиком, как каждый, хочет, чтобы его не мучили.
Фелек не мог оставаться долго, потому что у него были какие-то важные дела в городе; он пришел только занять немного денег — какие-нибудь пустяки: только на трамвай и, может быть, на папиросы и шоколад.