«Нужно еще подождать, — решил Матиуш. — А пока я научусь свистеть».
Не так-то легко научиться свистеть, если нет никого, кто бы мог показать, как это делается. Но у Матиуша была сильная воля, поэтому он научился.
И свистнул.
Свистнул только на пробу, чтобы убедиться, что он умеет. И каково же было его удивление, когда через минуту перед ним предстал — вытянувшись в струнку — Фелек, собственной персоной.
— Как ты сюда попал?
— Перелез через решетку.
В королевском саду росли густые кусты малины. Там-то и спрятался король Матиуш со своим другом, чтобы посоветоваться, что делать дальше.
4
— Слушай, Фелек, я очень несчастный король. С того времени, как я научился писать, я подписываю все бумаги. Считается, что я управляю целым государством, а на самом деле я делаю то, что мне приказывают. А приказывают мне делать самые скучные вещи и запрещают все, что приятно.
— А кто же вашему величеству запрещает и приказывает?
— Министры, — сказал Матиуш. — Когда был жив папа, я делал только то, что он приказывал.
— Ну да, тогда ты был королевским высочеством, наследником трона, а папа твой был королевским величеством, королем, но теперь…
— Теперь в сто раз хуже. Этих министров целая куча.
— Военные или гражданские?
— Один только военный.
— А остальные гражданские?
— Я не знаю, что значит гражданские.
— Гражданские — это такие, которые не носят мундиров и сабель.
— Ну да, гражданские.
Фелек положил в рот полную горсть малины и глубоко задумался. После чего нерешительно спросил:
— В королевском саду есть вишни?
Матиуша удивил этот вопрос, но, так как он питал к Фелеку большое доверие, он признался, что есть и вишни, и груши, и обещал, что будет через решетку передавать их Фелеку, сколько тот пожелает.
— Часто видеться мы не можем, потому что нас могут выследить. Будем делать вид, что мы друг друга совершенно не знаем. Будем переписываться. Письма будем класть на ограде (рядом с письмом могут лежать вишни). Когда эта тайная корреспонденция будет положена, ваше королевское величество свистнет, и я все заберу.
— А когда у тебя будет готов ответ, ты свистнешь, — обрадовался Матиуш.
— Королю не свистят, — объяснил Фелек. — Но я могу крикнуть кукушкой. Буду издалека куковать.
— Отлично, — сказал Матиуш. — А когда ты снова придешь?
Фелек долго что-то взвешивал и, наконец, ответил:
— Я не могу без разрешения сюда приходить. Мой отец взводный, и у него острое зрение. Отец не позволяет мне даже приближаться к ограде королевского сада, он много раз меня предупреждал: «Смотри, Фелек, чтобы тебе никогда не втемяшилось в голову лезть за вишнями в королевский сад, помни так же твердо, как то, что я твой родной отец: если тебя там поймают, я сдеру с тебя кожу и живого из рук не выпущу».
Матиуш смутился. Это было бы ужасно. Он с таким трудом нашел друга. И вот, по его вине, с этого друга могут содрать кожу! Нет, действительно, это уж слишком большая опасность.
— Ну, а как же ты теперь вернешься домой? — спросил обеспокоенный Матиуш.
— Пусть ваше величество удалится, а я уж как-нибудь это сделаю.
Матиуш признал совет благоразумным и вышел из малинника. И это было как раз вовремя, так как иностранный воспитатель, обеспокоенный отсутствием короля, разыскивал его в королевском саду.
Матиуш и Фелек действовали теперь сообща, хотя и разделенные решеткой. Матиуш часто вздыхал в присутствии доктора, который каждую неделю взвешивал его и обмеривал, чтобы знать, как растет маленький король и когда он вырастет; он жаловался на одиночество и раз даже напомнил военному министру, что очень хотел бы учиться военному делу.
— Может быть, господин министр знает какого-нибудь взводного, который мог бы давать мне уроки?
— Конечно, стремление вашего величества учиться военному делу весьма похвально, но почему, однако, это должен быть взводный?
— Может быть даже сын взводного? — сказал обрадованный Матиуш.
Военный министр нахмурил брови и записал требование короля.
Матиуш вздохнул: он знал, что ему ответят.
— О требовании вашего величества я доложу на ближайшем заседании совета министров.
Ничего из этого не выйдет; пришлют ему, наверно, какого-нибудь старого генерала.