Она попросила его поставить какую-нибудь пластинку и отправилась в кухню сварить кофе.
Макс начал просматривать ее коллекцию. Тут было много латиноамериканской музыки, но почти все ему неизвестное, классика, об этом он вообще ничего не знал. Но присутствовали и Дайана Росс, ее недавний альбом «Дайана», а также «Плохие девчонки» Донны Саммер и несколько пластинок Стиви Уандера, Билла Уизерза, Гроувера Вашингтона, а также альбом Барри Уайта «Знаменитые хиты».
Сандра принесла две белые кружки на подносе. Она успела переодеться в линялые джинсы и футболку.
— Наверное, не твоя музыка? — Сандра поставила поднос на столик рядом с диваном.
— А какая музыка, ты думаешь, моя?
— Музыка гринго — Спрингстин, «Лед зеппелин», «Роллинг стоунз». Что-то вроде этого.
— Нет. О Брюсе мне вообще не говори, дорогая. Мой напарник без ума от него, слушает постоянно. Сушит мне мозги. У тебя есть Майлз? Альбомы «Вроде блюза», «Картинки Испании»?
— Я забыла, у тебя же гены джазмена. Нет, извини, у меня нет Майлза.
— Тот, кто любит музыку, должен иметь по крайней мере один альбом Майлза Дэвиса, — проговорил Макс. — Или лучше десять. Но я понял, что тебя интересует Гроувер. И в связи с этим тебе следовало бы поинтересоваться и Джоном Колтрейном. Конечно, Чарли Паркер один из столпов джаза, но начиная с шестьдесят пятого почти каждый, кто взял в руки сакс, оказался под влиянием «Трейна».
Макс продолжил перебирать пластинки. Наконец нашел, что хотел, — Эл Грин «Лучшие хиты».
— Это пойдет? — Он вытащил пластинку из конверта.
— Преподобный Эл? Да.
Макс сел рядом с Сандрой на диван в тот момент, когда зазвучала баллада «Давай будем вместе». Они смотрели друг на друга и молчали. Но их молчание не казалось неловким, пустым, когда людям просто нечего сказать. Это была естественная пауза в диалоге.
— Нарисовала, когда училась в школе? — Макс кивнул на картины.
— Ты мне льстишь, — отозвалась она. — Это «Балкон» Амелы Пелаес, кубинской художницы-авангардисгки.
— Извини, я в живописи совсем не разбираюсь.
— Это нормально. По крайней мере ты не делаешь вид, будто разбираешься.
Макс предположил, что кто-то, возможно, бывший приятель Сандры, обманывал ее, притворялся тем, кем на самом деле не являлся. Иными словами, был таким же, как и сам Макс.
Они сидели очень близко друг к другу, в полумраке, но Макс не прикасался к Сандре. Он решил сдерживаться, быть ведомым.
— Ты помнишь все дела, какие расследовал? — спросила она, ставя чашку на стол.
— Естественно.
— А Рафейлу Смоллз помнишь?
— Да. — Он вздохнул. — Бедный ребенок.
Это случилось в семьдесят пятом году. Из реки Майами выловили чернокожую двенадцатилетнюю девочку, голую, со связанными руками и ногами и матерчатым мешком на голове. Ее вначале изнасиловали, а затем повесили.
— Неужели ты просмотрела и все мои дела? Не только бокс.
— Почти. Но эту историю я запомнила, прочитав в газете. И запомнила твою фамилию. Подумала, что ты чернокожий.
Макс усмехнулся:
— Насчет меня люди часто заблуждаются.
— И долго ты искал?
— Два с половиной года.
— Большая редкость для нашего города и штата, чтобы белый полицейский был одержим расследованием убийства чернокожей девочки.
— Я выполнял свою работу. Мы с Джо вместе вели это дело. И вместе довели до конца.
— Родители девочки говорили о тебе много хорошего. Какой ты добрый, как стремился найти убийцу.
— Они достойные люди. Потеряли ребенка. Я им очень сочувствовал. И не важно, Сандра, чернокожая она или белая. Главное, преступник наказан.
— Им оказался ее дядя.
— Да. Негодяй Леви Симмонс.
— Он заявил, что его сильно избили.
— Он также очень долго отрицал свою вину.
— На фотографиях в газетах Симмонс действительно выглядел избитым.
Макс промолчал.
— Это ты постарался?
— Он пытался сбежать, — соврал Макс. — Мы остановили его. Сделали то, что были обязаны сделать в данных обстоятельствах. — Ему захотелось сделать перерыв. — Можно выйти на балкон, немного покурить?
— Конечно.
Сандра тоже вышла. Воздух был по-прежнему теплый, листья ближайших деревьев колыхал легкий ветерок. Никакой особенный вид с балкона не открывался. Многоквартирные дома, большей частью с темными окнами, пустынная улица. Здесь было тише, чем в его районе, где, казалось, вообще ночью никто не спал и постоянно где-то ссорились или дрались.