— Это бессмысленно Кинг. — Мой голос дрожал. — Раньше ты не воспринимал меня как свой тип женщины, а сейчас заявляешь, что хочешь меня, как такое возможно?
Его глаза сосредоточились на моих губах, и он воспользовался моментом, чтобы сформулировать то, что хотел сказать, почесывая отросшую темную щетину на угловатой челюсти, что Кинг, казалось, делал всегда, когда что-то просчитывал у себя в голове.
— Я знал… — наконец сказал он, соединив наши взгляды и заставив этим мое сердце биться чаще. — … что хотел тебя с нашей первой встречи. О том, что ты пыталась сопротивляться мне и о неповиновении в твоих глазах. Ты должна была меня бояться, но не боялась. И когда я увидел свое собственное отражение в твоем пристальном взгляде, увидел цвета моей души — я понял, кто ты. Я знал, что должен сделать тебя своей.
Не влезай в это, Миа. Ты знаешь, что это совсем не то, что ты хочешь.
— Я не твоя, Кинг. В этом весь смысл. Ты поставил клеймо на моем запястье, без моего разрешения. Это не дает тебе никаких прав, ни на что.
Голос Кинга стал более глубоким, в нем звучала решимость заставить меня услышать правду в его словах.
— Я не поставил на тебе свое клеймо просто так, Миа. Много недель я боролся со своей совестью. Я мог бы позволить тебе уйти или что-то предпринять, чтобы сделать тебя своей, но ты уже на это согласилась.
— Я не понимала, что это значит. — Возразила я.
— Тебе следовало спросить. Но теперь ты знаешь кто я. А так же ты знаешь, что если останешься в моем мире — это разрушит тебя. Теперь ты знаешь, что меня это не волновало. Я заклеймил бы тебя в любом случае.
Ужасная часть этого разговора не была тем, что я не знаю. Он был невнимательным эгоистом. Однако в глубине души мне очень хотелось верить в то, что Кинг хороший человек.
Возможно это то, с чем борется твой разум, Миа. Кинг может быть хорошим или плохим, но не то и другое вместе.
Кинг стоял в центральном проходе, касаясь головой потолка кабины. Он откашлялся, и его тело напряглось.
— И теперь ты сделала то, на что я надеялся.
— Что же? — я посмотрела на него со своего места, ощущая весь эффект от его устрашающих размеров и присутствия.
— Ты загнала себя в угол, что четко показывает, почему ты должна бежать. Вауна нельзя убрать из игры, а если тебе это и удастся, так же, как и спасти меня, то твоей судьбой будет то, чего ты не желаешь — быть моей. Потому что я тебя не отпущу.
Тьфу.
Я отрицательно покачала головой.
— Я не могу бежать, ты, идиот.
Гнев замерцал в его глазах.
— С чего это?
— Я знаю, что ты не согласен, но думаю, Ваун придет, как только я убегу. Из-за этого я не могу оставить свою семью, особенно маму. У меня нет другого выбора, кроме как попытаться исправить это. И… — я почувствовала себя смешной, произнося вслух эту мысль.
— Да? Продолжайте, мисс Тернер.
— Часть меня чувствует себя обязанной спасти тебя, после того, что ты сделал для мамы. И для моего брата.
Да, я понимала, что у него были скрытые мотивы, чтобы расположить меня, но он совершал добрые поступки, в том числе пришел, чтобы защитить меня от Вауна, когда я в этом нуждалась.
— Я даже благодарна за то, что ты сделал для меня. Хотя я не нуждалась бы в твоей помощи, если бы ты не послал меня на ту дурацкую вечеринку.
Кинг вздохнул.
— Я признаю, что недооценил свирепость Вауна. Иногда мое эго ослепляет меня.
— Хм. — Хмыкнула я. — Потому что оно чертовски огромно.
Кинг посмотрел на меня.
— Я думал, ты осуждаешь меня.
Да. Вот о чем я думала в машине по дороге в аэропорт после ухода от Миранды. И конечно, выдуманный Кинг будет знать об этом, ведь он плод моего воображения.
— Я не осуждаю. — Возразила я. — Я говорю об очевидном — есть разница. Сказать, что у тебя большое эго — тоже самое, что сказать, что у тебя красивые глаза.
— Ты считаешь у меня красивые глаза?
Я начала крутить кольцо с бриллиантом на своем пальце.
— Да. Большинство вещей в тебе — великолепны. И я пытаюсь не держать на тебя зла. Особенно на то, что ты живешь на шампанском и сигарах.
Его взгляд перешел на кольцо.
— Нравится?
Я уклончиво пожала плечами.
— Почему ты дал его мне? — спросила я.
— А как ты думаешь?