Выбрать главу

Через каждый наш съёмный дом проходил целый строй так называемых ведьм, шаманов и жрецов вуду, и все они появлялись в нашей жизни, чтобы продать маме очередной секретный способ защититься от него.

У нас и так никогда не было денег, но мы спускали всё, что могли, вот на это.

– Я принесу тебе что-нибудь поесть, – решает мама. – Что ты хочешь?

– Да всё в порядке. Я могу…

– Нет! Я принесу. А ты останешься в комнате. Оставайся в комнате, Уинни!

Она убегает обратно в коридор, в своём лёгком развевающемся белом платье напоминая привидение. Через несколько секунд с кухни слышится грохот кастрюль и сковородок, хотя я абсолютно уверена, что у нас нет никакой еды, которую можно было бы положить в кастрюлю.

Это девятнадцатый дом, в котором мы поселились.

Я знаю количество мест проживания, которые мы сменили, но не могу вспомнить большинство из них. Когда множество разных стен сливается в одно невнятное пятно, трудно почувствовать себя как дома.

Мама объясняла, что думала сбить его – Питера Пэна – со следа нашими постоянными переездами. Мы путешествуем налегке. У меня есть две сумки с вещами и один сундук, доставшийся от прапрабабушки Венди. Внутри он меньше, чем снаружи, а по весу вдвое тяжелее, чем кажется.

Избавиться от него я не могу.

Сундук как будто единственное наше настоящее имущество, только он имеет хоть какую-то ценность.

Наше нынешнее жильё – ветхий викторианский дом с осыпающейся штукатуркой, истёртым поцарапанным паркетом и множеством пустых комнат. У нас даже дивана нет. Мебель слишком тяжело перевозить.

Я падаю на надувной матрас в углу своей «особой комнаты», устремив взгляд в потолок. По нему вьются нарисованные кровью надписи – ведьма из Эдинбурга сказала, что подойдёт только кровь.

И непременно моя.

Может быть, мы все по-своему сумасшедшие.

* * *

Мама приносит мне бутерброд с арахисовым маслом и мармеладом, а также стакан воды из-под крана.

Она смотрит, как я ем, вздрагивая каждый раз, когда дом скрипит. Я снимаю с хлеба корку и поедаю её, как длинную нитку спагетти. Прошу маму:

– Расскажи мне о нём.

Она дёргается.

– Я не могу.

– Почему?

Мама постукивает указательным пальцем по виску.

Насколько я поняла, она думает, что какая-то магия мешает ей говорить о нём подробно, так что мне удаётся разузнать только обрывочные сведения. Мама утверждает, что в новолуние действие заклятия становится слабее, но сейчас близится полнолуние.

Во время прилива при полной луне все чудовища выходят на свет. Волки, феи и Потерянные Мальчишки. Так она говорит.

– Что ты можешь мне рассказать? – спрашиваю я.

Она несколько секунд обдумывает вопрос, сжавшись в углу комнаты на койке, подтянув колени к груди. Я предполагаю, что когда-то мать была красивой, но сама видела её только после того, как она сошла с ума. У неё, как и у меня, тёмные жёсткие волосы, уже редеющие от того количества лекарств, которое она принимает. На впалых щеках горит нездоровый румянец.

Ногти у неё расслаиваются, под глазами круги. Она больше не работает. Её пособия по инвалидности с трудом хватает на оплату счетов. И мне кажется, чем больше времени мама проводит в изоляции, тем ей хуже.

– Я помню песок, – наконец улыбается она.

– Песок?

– Это остров.

– Что – это?

– Место, куда он тебя заберёт.

– И ты тоже там была?

Она кивает.

– Неверленд по-своему прекрасен. – Мама обхватывает руками колени и сжимается в комок. – Там кругом магия, её столько, что это можно почувствовать кожей, ощутить вкус на кончике языка. Вкус жимолости и морочных ягод. – Она поднимает голову, смотрит на меня широко раскрытыми глазами. – Мне так не хватает морочных ягод. А ему – магии.

– Кому? Питеру Пэну?

Мама снова кивает.

– Он теряет контроль над сердцем острова и думает, что мы сможем это исправить.

– Почему? – Я отрываю уголок бутерброда и разминаю хлеб между пальцами, расплющивая его в блин. Мармелад брызгает с края. Я пытаюсь растянуть еду, насколько могу, чтобы обмануть желудок, будто накормила его обедом из пяти блюд.

Мама прижимается щекой к коленям и бормочет:

– Они нарушили обещание. Дали мне обещание и нарушили его.

– Какое обещание?

– Я не знаю, как его остановить, – шепчет мама, не обращая на меня внимания. – Не знаю, достаточно ли всего, что я сделала.

– Всё будет хорошо, – уверяю я. – Я нисколько не волнуюсь.

Ведь ничего этого не существует.

Ничего, кроме безумия.

Вот оно меня как раз волнует.

Неужели это работает как выключатель? В одну минуту я нахожусь в здравом уме, а в следующую – нет?