– Больше не капитан, – сказал Сфинкс, словно пытаясь унизить Сенлина еще более основательно.
Сенлин повернулся к Сфинксу:
– Она хотела выйти за него замуж или ее вынудили?
– Боюсь, что подслушивающие устройства и газеты могут рассказать не так уж много. Я не знаю, сказала ли Мария «да» по собственной воле или герцог ее заставил. То, что было сказано шепотом, то, что сокрыто в душе, – к этому стоит прислушиваться внимательнее. – При этих словах Сфинкс съежился, и черные одежды растеклись по полу.
Он приблизил большое, как серебряное блюдо, лицо к лицу Сенлина.
– Тогда я должен спросить ее, – решительно заявил Томас, стоя в одном белье.
– Неужели у тебя такая короткая память? Я только что сказал, ты не должен разговаривать с женой. Ты не будешь писать ей писем. Ты не будешь шпионить за ней из кустов. Ты не приблизишься к ней, ее мужу или их дому.
То, что родилось как холодная, беспомощная печаль, теперь согревало Сенлина от сердца до кончиков пальцев.
– Как ты можешь быть таким бессердечным? Неужели в тебе нет ничего человеческого? Ты ведешь себя так, словно она – каприз, нечто мимолетное. Все не так! Она женщина, чью жизнь я разрушил! Погубил своей гордыней, негодностью, себялюбием. Я найду ее. Я предложу ей помощь, если она в ней нуждается, сердце, если она его хочет, и голову, даже если она пожелает увидеть ее насаженной на пику! А ты, с твоими заговорами и контрактами, с твоей трусливой маской и заводным сердцем, – ты меня не остановишь!
Волета и Байрон застыли в наступившей тишине. Они ждали, переживет ли Том свою вспышку гнева или Сфинкс испепелит его на месте.
Наконец Сфинкс вздохнул, и вздох был похож на звон монет, падающих в канализацию. Протянув руку, Сфинкс повернул зеркало. Оно упало быстрее, чем черный саван осел на пол. Сенлин ахнул. Он узрел лицо женщины, похожее на лоскутное одеяло из металла и плоти, смуглое и морщинистое, как скорлупа грецкого ореха. Пластины из драгоценных сплавов теснились вокруг окуляра, больше подходящего для микроскопа, чем для лица древней женщины. Возможно, самым странным было то, что она не стояла, а сидела, скрестив ноги, на парящем в воздухе блюде. Сенлин поднес руку к красному свечению, исходившему от дна парящей платформы. Воздух там был тепловатым и неспокойным, как будто насыщенным электричеством, но не обжигал.
Он в изумлении посмотрел на Волету. Поймав его взгляд, она выпалила не слишком убедительно:
– О боже! Это же летающая старая карга!
– Ну что ты, Волета, – сказала Сфинкс, отодвигая медный рог, искажавший ее голос. Без фильтра тот звучал скрипуче и пронзительно, но при этом на удивление заурядно. – Единственные живые люди, которые видели мое лицо, стоят в этой комнате. Видишь ли, Томас, деловой контракт – это своего рода искусственное доверие, и только. Но мы, все четверо, уже вышли за его пределы.
– Но я не… почему я? – спросил он. – И почему Волета?
Сфинкс задумчиво потянула себя за пухлую мочку уха.
– Возможно, потому, что ты способен на раскаяние. Ничто в мире так не подталкивает к доверию, как сожаление. И я доверяю Волете, потому что она сильно напоминает меня саму…
– Мы практически близнецы, – пропищала Волета.
– …включая ее дерзкий язычок.
– Но если ты так веришь в меня, – сказал Сенлин, чье смущение граничило с гневом, – если так хорошо меня понимаешь, почему запрещаешь говорить с Марией? Конечно, ты должна знать, что раскаяния недостаточно. Если можно что-то исправить, значит нужно это сделать.
– Мое доверие к тебе, Томас, не означает, что ты иногда не ведешь себя как дурак. – Прежде чем Сенлин успел возразить, разоблаченная хозяйка Башни продолжила, летая на «подносе» над ковром туда-сюда мимо него. – Давай все обдумаем, давай поразмыслим, как может пройти твоя попытка увидеться с женой. Допустим, ты пренебрежешь моими советами, моими приказами, твоим контрактом и нашей дружбой и отправишься на поиски Марии. Допустим, тебе действительно удастся встретиться с ней, что станет немалым подвигом, потому что она замужем за популярным и очень влиятельным герцогом. По-твоему, как она отреагирует, когда перед нею возникнет муж из прошлого? – Сфинкс перестала летать, словно давая Сенлину возможность ответить, но как только он перевел дыхание, она продолжила за него: – Может быть, она обрадуется! Может быть, скажет: «О, Том! Моя любовь вернулась! Я спасена! Забери меня домой!» – Сфинкс хлопнула в ладоши – ее руки по-прежнему были в перчатках, – издевательски изображая радость. – Но может быть, она рассердится. Может быть, она заявит: «Ты! Ты разрушил мою жизнь, жалкий червяк!» – И Сфинкс погрозила ему кулаком. – Что бы это ни было, каковы бы ни были ее чувства, одно несомненно: она удивится, увидев тебя. А что делают люди, когда действительно удивлены? – Сфинкс перевела взгляд на Волету. – Что, если она выпалит твое имя, ахнет, упадет в обморок или закричит? Если герцог услышит, не будет иметь значения, от радости это или от испуга. Неужели ты думаешь, что он обрадуется тебе, своему сопернику? Если повезет, он выместит свое неудовольствие на тебе. Но если он неразумный или ревнивый мужчина, если он жесток, не выместит ли он это самое неудовольствие и на ней?