— Жаль, но я должен вас покинуть, — объявил наконец Дюма и поднялся из-за стола.
— Почему вы уходите так рано?
— Мне надо сделать кучу дел, — ответил Дюма. — Прежде всего купить «Альманах 25 000 адресов», чтобы отыскать адреса тех особ, кому я хочу нанести визит.
— Но этот альманах стоит пять франков, — заметил граф. — К чему тратить такие деньги, если вы можете посмотреть, его у меня в кабинете?
— Благодарю вас, граф, но я должен спешить. Мне ведь ещё необходимо найти комнату.
— Это несложно. В Париже много гостиниц.
— Я имею в виду свободную комнату, которая сдаётся. Я хочу перевезти сюда мебель и мои книги.
— Вы не сможете этого сделать, пока не подпишете арендный договор на год. Вы ведь ещё не знаете, сможете ли остаться в Париже.
— Да, — согласился Дюма. — Пока ещё не знаю, смогу ли... — Но, помолчав, прибавил: — Я знаю только одно: в Париже я останусь.
И он поспешил уйти; ему не терпелось поскорее расстаться с этими превосходными людьми, которые не сказали ему ни одного ободряющего слова в ту минуту, когда он больше всего в нём нуждался, покинуть этих богатых людей, которые, конечно, любили его, но — это было совершенно ясно — сразу пригляделись к нему и сочли бездарным.
И, спускаясь вприпрыжку с холма Монмартр к центру города, Дюма принял решение во что бы то ни стало добиться успеха. Это решение комом застряло у него в горле, но он сдержал слёзы жалости к самому себе, дав твёрдое слово никогда не плакать. И Дюма никогда не проливал слёз.
Он купил альманах и отыскал в нём адрес маршала Журдана, жившего в предместье Сен-Жермен. Журдан, бывший торговец шёлковыми тканями, пошёл добровольцем в полк, который под командованием Вашингтона сражался против Британии. Вернувшись во Францию, он продолжал свою воинскую карьеру во время Французской революции и в период правления Наполеона, сумев с успехом пережить смены всех правительств и сохранить своё высокое положение.
Дверь Дюма открыл слуга и спросил, как он должен его представить. Поражённый роскошью обстановки и великолепной, голубой в серебряную нить, ливреей слуги, он пробормотал:
— Генерал Александр Дюма... Я его...
И слуга ушёл доложить о нём хозяину.
Через несколько секунд вышел старик, обеими руками обнял за шею Александра, но тотчас отпрянул с криком:
— Обманщик! Как вы смеете!
— Я — не обманщик, я — Александр Дюма.
— Не лгите, наглец! Много лет Александр Дюма был моим близким товарищем. Я знаю его как свои пять пальцев!
— Я его сын! — воскликнул Дюма. — Мой отец давно умер!
— Уходите! — закричал маршал. — У Александра не было никакого сына. Убирайтесь, пока я не вышвырнул вас вон.
— Пожалуйста, поверьте мне, — умолял Дюма. — У меня, и в мыслях не было выдавать себя за отца.
— Хватит! — заорал маршал и, зайдя в кабинет, захлопнул за собой дверь.
Дюма, недоумённо пожав плечами, ушёл. Он нашёл адрес маршала Себастиани: тот жил в предместье Сент-Оноре.
Дюма снова попал в роскошный особняк. На сей раз его провели в кабинет маршала.
— Значит, вы сын моего доброго друга Александра? — спросил Себастиани, своей карьерой в большей мере обязанный тому, что скромное жилище его семьи на Корсике соседствовало с домом семейства Буонапарте.
Сейчас в его рабочем кабинете с красиво декорированными стенами находились четыре секретаря; они сидели за украшенными богатой резьбой письменными столами, а маршал по очереди что-то им диктовал; при этом каждый секретарь протягивал маршалу золотую табакерку, откуда тот брал крохотную понюшку самого дорогого испанского табака.
Но маршал, узнав, что Дюма желает сделать карьеру литератора, а не военного, потерял к нему всякий интерес.
— Перед вами четверо писателей, — сказал он, указывая на своих секретарей. — Я даже под страхом смерти не смог бы написать ни единого слова, но могу взять к себе на службу двадцать писателей, если мне они понадобятся. Улицы забиты писателями. Для настоящего мужчины существует лишь одна карьера — карьера военного.
Потом Дюма отправился к герцогу Беллюньскому, который отказался его принять, но через слугу уведомил визитёра, что будет счастлив получить от него письмо.