— Эта история слишком затянулась, извольте проследовать со мной из зала.
— Но что я сделал? Я только пришёл сюда посмотреть пьесу.
— Вы создали беспорядок, сударь, и, следовательно, обязаны уйти. Не заставляйте меня прибегать к силе.
Дюма, видя, что он один против ста, по коридору проследовал за мужчиной до выхода, и, поскольку тот намеревался оставить его на улице перед очередью, которая всё ещё тянулась, вскричал:
— Вы хотите сказать, что я не увижу пьесу?
— Вам достаточно обменять ваш билет на любое другое место в зале, кроме партера.
— Какой билет? У меня нет билета.
— А где ваш корешок?
— У меня нет корешка.
— В таком случае, если у вас нет билета, вы можете приобрести его в кассе.
— Что?! — заорал Дюма. — Я должен покупать ещё один билет после того, как уже дважды платил за место?
— Сожалею, но, чтобы иметь право сменить место, вы должны показать корешок вашего билета, а поскольку такового у вас нет, вы обязаны приобрести себе другой. И позвольте дать вам совет: никогда не пытайтесь садиться вместе с римлянами.
— Римлянами? Они такие же римляне, как я!
— Неужели вы действительно столь наивны, что не знаете, что такое клака?
— Клака?!
— Да, купленные поклонники.
— Разве людям платят за аплодисменты? Так, значит, аплодируют не зрители?
— Купленные поклонники делают это лучше и к тому же они заглушают свист.
С этими словами высокий господин оставил разъярённого Дюма, который купил себе новый билет в партер, обошедшийся ему в два франка пятьдесят сантимов. Сложив все деньги, что он уже потратил на эту пьесу, Дюма решил освистать её, тем самым показав администрации своё к ней отношение.
Дюма сел рядом с неким господином, который невозмутимо читал книгу.
Когда поднялся занавес, Дюма был так потрясён, что забыл о свисте, ибо на погруженной в темноту сцене едва можно было смутно разглядеть скалы и хилые деревца; ветер гнал опавшие листья; потом молния осветила внутренность пещеры, где виднелись могильные плиты, после чего вдалеке послышались раскаты грома.
Гнев Дюма прошёл, он, словно зачарованный, смотрел, как с неба спускаются ангелы, взмахивая своими большими крыльями; потом самыми мелодичными голосами, какие ему только доводилось слышать, ангелы завели спор о вампирах.
— Тише! Здесь один из них! — вдруг шепнул ангел, и все они укрылись в глубине пещеры, ибо на сцене появился монстр — высокий элегантный лорд-шотландец, облачённый в широкую чёрную пелерину.
Он приподнял могильную плиту, и зрители увидели, как из неё вылезла восхитительная женщина, прикрытая лёгким белым саваном. Между тем ангелы объяснили зрителям, что женщина не умерла, а лишь впала в каталепсию, то есть усыплена наркотическим снадобьем, и занавес опустился.
Партер сразу взорвался громкими аплодисментами клаки, к которым тут же присоединились остальные зрители, в том числе и сам Дюма. Свистел только сосед, и, слыша его, Дюма вспомнил о своём решении: он перестал аплодировать и тоже засвистел.
— Вышвырните их за дверь! — орала клака.
Со всех сторон слышался этот крик, сопровождаемый громом аплодисментов. Наконец шум утих и сосед Дюма — лицо у него раскраснелось от возбуждения — спросил с любезной улыбкой, искоса поглядывая на Дюма:
— Смешная пьеса, не правда ли? Глупая и нелепая.
— Я нахожу её чудесной, — возразил Дюма с искренностью, в которой невозможно было усомниться.
— Неужели? Тогда почему вы свистели?
— Потому что это моё право, — ответил Дюма. — Никто не заставит меня аплодировать, если я того не желаю.
— Браво, молодой человек! Вы — за свободу в искусствах. Я, как и вы, тоже сторонник этой свободы, — сказал господин, снова погружаясь в чтение книги.
Дюма внимательно присмотрелся к незнакомцу. Высокий, темноволосый, он был так худ, что казался почти бестелесным. На его очень подвижном лице лежало выражение благожелательности, а над кривым носом искрились лукавые, весёлые глаза.
Дюма спрашивал себя, какая книга может увлекать человека так сильно, что тот совершенно не обращает внимания на спектакль, и, снедаемый любопытством, сумел наклониться и прочесть название; это был «Французский кондитер», в котором содержались рецепты приготовления всевозможных кондитерских изделий, а также постных блюд и описывалось шестьдесят способов приготовления яиц.
— Простите, что я отвлекаю вас от чтения, — вежливо обратился к соседу Дюма, — но я вижу, что вы, как и я, любите яйца.