— На этот раз она действительно изменится! Посмотри, что я принёс! — сказал Александр, выкладывая на стол все деньги, взятые им из кропильницы.
— Откуда у тебя деньги? — спросила Катрин.
— Я ушёл из коллежа и теперь живу с отцом. Я могу брать сколько угодно денег.
— Чего тебе дать? Чаю или чашку шоколада? — спросила она.
— Это всё, что ты хочешь мне сказать? Тебе не нравится, что ты можешь покинуть эту лачугу и перестать работать? На те деньги, что я принёс, ты можешь безбедно прожить год.
— Ну а потом?
— Я дам тебе ещё больше.
— Наверное. А может, меньше или совсем ничего. Нет, благодарю тебя. Мне вполне хватает денег. Доктор Делярю разрешает мне брать с собой остатки его обедов. Если всё его бельё выстирано и в доме порядок, я могу приходить и уходить в любое время и работать в те часы, что меня устраивают. По-моему, я почти независима. И почему я должна менять мою жизнь?
— Ты смогла бы найти более приличное жильё. Я всегда мечтал, чтобы оно у тебя было.
— Ты сам заработал эти деньги?
— Нет, но я их заработаю. Я работаю на моего отца. Готовлю материалы для его нового романа.
— Деньги отца всегда приносили мне одни огорчения, — сказала она. — С твоими деньгами всё будет иначе; ты мой сын, мы с тобой родня. А он мне никто, и я не имею права брать его деньги. Я его не видела лет десять, даже больше. Если он встретит меня на улице, то, вероятно, даже не узнает.
Александр молча выпил шоколад. Как всегда, несмотря на его любовь к матери, ему очень хотелось уйти поскорее.
— Не забудь свои деньги, — сказала Катрин, показав на маленькое состояние, лежавшее на столе.
Александр, забрав деньги, пообещал:
— Скоро я принесу тебе деньги, которые заработал сам.
— Я подожду, — ответила Катрин. — Эта квартирка не так уж плоха. Здесь даже и для тебя хватит места. Я позволила себе помечтать о том, что, уйдя из коллежа, ты поселишься у меня. Почти весь день ты был бы здесь один, и никто не мешал бы тебе работать. А заработанные тобой деньги скоро позволили бы нам зажить получше.
Александр не знал, что ответить матери, но на глазах у него выступили слёзы.
Глава XXVII
НОВЫЕ БАШМАКИ И БЫВШИЕ ЛЮБОВНИЦЫ
Александр потратил много недель на приобретение необходимых исторических знаний. Они дались ему не без труда. Потом он стал разрабатывать интригу романа. Завершив вторую попытку написать роман, Александр понял, что интрига разрушает характеры героев. Он яростно рвал исписанные листы и окончательно впал в отчаяние. Но Александру было необходимо добиться успеха: доказать отцу, что он его сын; доказать матери, что он способен зарабатывать деньги.
Однажды вечером Дюма зашёл в кабинет сына, увидел на полу кучу смятых листов и обратил внимание, что отдельные листы расправлены и испещрены помарками; он понял, что Александр бьётся над своими первыми опытами в литературе.
— Искусству писать нельзя научить, — сказал он. — Его можно постигнуть только опытом.
— В таком случае я его постигну, — ответил Александр.
— Ты достаточно поработал, отдохни хоть один вечер.
— Куда мы пойдём? — спросил Александр.
— Я останусь дома, — ответил Дюма. — Мне надо закончить работу. Но почему бы тебе не прогуляться?
— Мне некуда идти, — сказал Александр.
Дюма, немного помолчав, спросил:
— В таком случае, я уверен, что ты согласишься взять на себя одно моё поручение, не правда ли?
— Конечно, — ответил Александр.
— Я внёс кое-какие изменения в роль одной моей актрисы и хотел бы передать ей сегодня вечером, чтобы она смогла подготовиться к завтрашней репетиции. Ты не взялся бы их отнести?
— Иду немедленно.
Дюма зашёл к себе в кабинет и вернулся с конвертом.
— Вот, — сказал он. — Актрису зовут госпожа де Бросс, живёт она на улице Тэбу. Возьми тильбюри, если хочешь. Сегодня он мне не понадобится.
Было около полуночи, когда Александр вернулся, но из-под двери отцовского кабинета пробивалась полоска света.
— Это ты, Александр? — крикнул Дюма, услышав в коридоре шаги сына. — Ты исполнил моё поручение?
— Да, — ответил Александр, потупив голову.
— Ты пойдёшь спать или будешь работать?
— Работать.
— Хорошо. Иногда ночью работается лучше, — заметил Дюма.
Когда сын уже собрался уходить, Дюма удержал его и с улыбкой сказал: