— А кто им скажет, куда я поехал? Ты?
— Нет, Жан, конечно, нет. Я не изменю нашему дому.
Но Жан прекрасно понимал, что принца не так-то легко провести. Пока хозяин замка будет в отъезде изучать силы и возможности своих как вероятных, так и старых врагов, принца необходимо развлечь, причём чтобы он забыл о своих опасениях и предосторожностях. Жан д’Арманьяк подозревал, что за видной внешностью, умным лицом, открытым взглядом и губами, с которых без конца сыплются любезности, скрывается страстная и чувственная натура. Лучшей приманкой здесь станет Изабель.
— Не уверен, что твоя затея мне по душе, — сказал Бернар, когда его племянник рассказал ему о своём замысле. — Как раз здесь-то сейчас и нужна твоя особая забота и внимание. Ты уверен, что поступаешь правильно, оставляя их одних?
Лицо Жана скривилось в презрительной усмешке:
— Ты мне будешь говорить о том, что сомневаешься в добродетельности моей сестры? Ты думаешь, она проявит слабость по отношению к этому надутому щёголю?
— Я бы не стал называть его надутым щёголем.
— Или думаешь, что она проявит неуважение ко мне?
— Я просто хочу сказать, что Изабель вела очень уединённую жизнь, а принц — мужчина видный.
— Изабель привыкла к обществу видных мужчин, — произнёс Жан с такой убеждённостью, что старший Арманьяк улыбнулся.
— Брат — это совсем другое, Жан.
В тот вечер, когда после ужина была убрана посуда, когда итальянские вилки унесли на кухню, где прислуга их будет мыть, поражаясь причудливому изобретению, и уж наверняка попробует поработать ими сама, и когда Изабель уже собралась уйти к себе, как обычно, оставив мужчин за кувшином вина, Жан сделал ей знак остаться.
— Нет, сестра, посиди ещё немного с нами. Выпей с нами немного вина. У меня сегодня хорошее настроение. Посиди, укрась наше общество своим чудесным пением, своей красотой. Принц, вам не кажется, что когда Изабель покидает комнату, то даже свечи горят не так ярко, даже огонь в камине становится бледным? — Он сделал знак мажордому, и тот поставил перед Изабель кубок и неохотно наполнил его вином, всем своим видом выражая крайнее неодобрение.
Но Фуа просиял.
— Когда брат выражается, как любовник, — сказал он, — то любовнику просто нечего сказать, кроме того, что ему оказывается огромная честь, и остаётся только пытаться пуститься в безнадёжное для него соревнование.
Это были обычные для того времени комплименты, но Бернару почему-то стало не по себе от этих любезностей. Изабель тоже знала, что такое любезности и комплименты, однако прежде они никогда не относились к ней так прямо. Это было новым для неё, слова бросились ей в голову так же, как и сладкое крепкое вино. Она прекрасно знала обязательный ответ на это: хотя она и девственница и ничего не знает о любви, но может отличить преданность брата от страсти любовника, и, хотя любовник слишком поспешно и слишком дерзко себя таковым признал, всё же его претензии, возможно, когда-либо и оправдаются.
Вместо этого она прошептала слова, слишком чистосердечные, на которые просто нельзя было отреагировать обычной светской любезностью.
— Мой принц, когда любишь, то не говоришь о любви, если любишь по-настоящему.
Пока она мямлила свой ответ, мажордом, обладающий довольно острым слухом, неодобрительно поджав губы, нарочно громко стукнул краем кувшина о кубок Жана, доливая ему вина.
— Да будь ты проклят, неуклюжий болван! Ты чуть меня не облил. Что ты сказала, Изабель? Наш гость упрекнул меня в том, что видит во мне соперника. Ха! И что ты ему ответила? — И продолжал, обращаясь к Фуа: — Моя сестрёнка ещё теряется, когда ей приходится отвечать на комплименты. Так что она сказала?
Фуа небрежно ответил:
— Она предупредила меня, чтобы я не очень распускал язык, как я и ожидал.
Однако Бернару не понравился огонь, горевший в его взгляде. Пора поменять тему разговора да и завтрашние планы тоже.
— Граф, мой племянник, — сказал Бернар, — вбил себе в голову, что здесь поблизости шныряют англичане, и собирается завтра угром повесить пару-другую этих негодяев на самых высоких деревьях, чтобы другим неповадно было сюда соваться. Жан, может быть, для этого достаточно просто послать отряд наших солдат? Думаю, невежливо оставлять нашего гостя одного.
— А меня не приглашают на охоту? — спросил Фуа.
Арманьяк вспыхнул.
— Мой дядюшка нарочно неточно выражается, чтобы позлить меня. Я не говорил, что кругом шныряют англичане. Я просто сказал, что ходили разговоры. Я собираюсь поехать и посмотреть сам. Это не карательная экспедиция — просто небольшая разведка.