— Не сомневаюсь, ты тоже считаешь, что он совершенно неотразим на своём арабском скакуне. Я вижу, что ты не можешь глаз отвести от его стройных ног и этого камзола с подложными плечами, делающими его настоящим великаном! Я знаю, о чём ты думаешь, сестричка, дорогая. От меня ничего не скроешь. — Лицо у него покраснело и, казалось, даже раздулось от злости.
Изабель в смущении опустила взгляд, не понимая, чем вызвана эта вспышка.
— Я ничего такого не думаю, мой брат и повелитель.
Тут вмешался Бернар.
— Твоя сестра ещё слишком молода, чтобы ей приходили в голову подобные мысли.
— Почему бы нет? Почему? Почему? — задыхаясь от ярости, закричал он. — Многие женщины её возраста, даже моложе, становятся матерями, ведут хозяйство.
— Ты же запретил мне выходить замуж.
— А почему бы мне не запретить тебе этого? Чтобы какой-нибудь первый попавшийся мужлан...
— Не забывайся, Жан, — перебил его дядя.
— И я ей ничего не запрещал. Я просто предложил, — сказал он, поводя головой из стороны в сторону, — чтобы она подождала, пока немного не повзрослеет, тогда она к этому вопросу подойдёт разумно и заключит выгодный брак.
Момент был не очень подходящий, чтобы объяснять властному брату, что она уже достаточно взрослая и что у камзола Гастона де Фуа, всё ещё стоящего со своими людьми у ворот замка, плечи не подложные.
— Если не хочешь, чтобы принц повернулся и отправился домой со всеми своими людьми, чьи услуги могут оказаться тебе необходимы, то прикажи немедленно спустить мост. И если можно сказать, что воины его сдержаны и дисциплинированы, то, боюсь, на него самого это не распространяется. Если глаза мне не изменяют, то я вижу, как он кусает губы от нетерпения.
— Я ни за что не позволю такому количеству вооружённых людей войти в Лектур.
— Тогда накорми их и отправь обратно. Но я полагаю, что это внушительное войско — всего лишь охрана, поскольку в наше время путешествовать опасно. Разве ты отправился бы в Фуа из Лектура без соответствующей охраны, зная об угрозе со стороны англичан.
Такие вещи были понятны Жану д’Арманьяку. Настроение у него резко переменилось. Он схватил сестру за руку и сказал:
— Дорогая, наш дядюшка Бернар совершенно прав. Ты должна быть очень любезна с графом де Фуа.
— Надеюсь, у тебя никогда не будет повода упрекать меня за то, что я не умею себя вести.
— Но на этот раз ты должна быть особенно обворожительной.
Она пообещала. Бернар, незаметно взглянув на неё, заметил лёгкую улыбку в её глазах, он снова перевёл взгляд на графа де Фуа. Жан ничего этого не заметил, полностью поглощённый мыслями о том, каким образом отделаться от свиты графа.
— Не забудь обратиться к нему «мой принц». Не забывай, что лишь один из всех знатных людей Франции обладает титулом «Принц милостью Божией». Никогда не мог понять, — с довольным видом продолжал он, — почему святой отец сделал исключение для их дома.
— Это относится ещё к временам крестовых походов, — напомнил ему Бернар. — Графы де Фуа совершили немало чудесных подвигов на Святой земле.
— Арманьяки тоже. И не их вина, что им не повезло в сражениях и что многие попали в руки неверных. Просто никто не знает об их подвигах.
— Я тоже старался утешиться подобными мыслями.
— Не забывай, Изабель, что он единственный из дворян Франции, кроме короля, кто имеет право чеканить собственные монеты.
— Не сомневайся, брат, я отдам дань уважения всем его качествам.
Бернар бросил на неё быстрый взгляд.
— И надень своё самое красивое платье — мне всегда нравилось то из светло-зелёного бархата, оно очень подходит твоим глазам, — посоветовал Жан.
Изабель сделала реверанс и лукаво улыбнулась, как бы говоря ему, что все его поспешные советы излишни.
— А надо будет подавать к столу итальянские вилки?
— Да, да, за ужином обязательно будем пользоваться вилками.
— Ты считаешь, мы с ними управимся?
— Она же учила тебя пользоваться ими, — напомнил Бернар.
— Правда? Да, да. Ужасно дурацкий обычай. Но я слышал, что Фуа пользуются вилками каждый день. Я просто немного опасаюсь, чтобы какое-либо мелкое недоразумение не испортило настроение нашему гостю.
— Если ты не поспешишь отдать приказ о том, чтобы спустили мост, — сказала Изабель, — то никакого гостя у нас вообще не будет.
Жан отдал приказ. Два здоровенных воина в толстых кожаных куртках из буйволиной кожи, от которой отскакивают стрелы, столкнули ногами деревянные ступени и сами отскочили в сторону. Толстая чугунная цепь, поддерживающая мост, зазмеилась, высекая искры из камня, когда её звенья проходили сквозь отверстие крепостной стены, как сквозь клюз на корабле. Тяжёлый мост с грохотом опустился, поднимая клубы пыли прямо в лицо гостю. Жан д’Арманьяк таким образом проявлял своё гостеприимство. Втайне он был настолько раздосадован, что конь принца не пошевелился при этом грохоте, да и сам всадник не вздрогнул и даже не поморщился.