— Господи, Боже мой, но почему ты не воспользовался лебёдкой? — спросил Бернар. — Лишь минуту назад ты просил Изабель быть как можно любезнее. Разве так надо встречать принца, родственника короля?
— Я лишь хотел доставить удовольствие Изабель. Она велела мне поторопиться. Вот я и поторопился. И к тому же, думаю, будет неплохо, если Фуа заметит, что город мой хорошо укреплён, а мосты могут выдержать и не такое.
Бернар лишь покачал головой, выражая своё неодобрение его оскорбительными поступками. Не говоря уж о том, что сам по себе этот жест говорил о дурном воспитании, кроме того, он мог повредить конструкцию моста.
Изабель сказала:
— И ты бы лучше приказал поднять решётку, брат. Гостю и так пришлось слишком долго созерцать воду в наших рвах, так что ему вряд ли понравится, что ты всё ещё преграждаешь ему путь этими железными прутьями.
Но Жан не хотел поднимать решётку.
— Его люди не должны сюда входить.
— Но почему бы тебе не пойти и не встретить его?
— Мне выйти за решётку? Чтобы я оказался в его власти?! Ну уж нет!
— Тогда пойду я, — сказала Изабель.
— Ты этого не сделаешь, сестра. Скорее я брошу тебя в подземелье.
Бернар прекрасно знал, что его племянник вполне способен осуществить свою угрозу.
— Пойду я, — желчно произнёс он. — Не очень-то приветливо ты встречаешь нашего соседа де Фуа.
— Я собирался поговорить с ним через решётку, — сказал Жан.
— Через решётку с ним может поговорить и Изабель, но мужчине это не пристало. Постараюсь хоть как-то исправить эту неприятную ситуацию.
— Умоляю тебя, Изабель, не подвергай себя ненужной опасности! — взмолился Жан. — Я останусь здесь и буду следить, чтобы лучники прикрывали тебя.
Ему действительно ужасно не хотелось покидать толстые стены своего замка. Но когда он увидел, что она стоит возле решётки, и мысленно представил себе, как её нежное тело пронзают тысячи стрел и кровь струится из множества ран, нанесённых острыми шпагами, его бросило в холодный пот. Задыхаясь, он ринулся вниз по ступеням крепостной башни и встал прямо перед ней, чтобы прикрыть её своим телом. Его неожиданный порыв лишь позволил спрятать её от взгляда графа де Фуа, равно как и заслонить его от её глаз. Ничего опаснее взглядов в тот момент в воздухе не носилось.
— Всё в порядке, Изабель?
— Господи, как ты напугал меня Жан! Разумеется, всё в порядке. У тебя такой вид, как будто ты увидел привидение. Что с тобой?
Жан стёр со лба холодную испарину.
— Я не могу вынести даже и мысли о том, что тебе может угрожать опасность. Я представил тебя израненной и окровавленной.
— Жан, дорогой! Тебе пора жениться и беспокоиться о своей жене. Принц де Фуа не убивает женщин. — Она засмеялась и сказала, что пойдёт к себе переодеться к ужину.
Качества, которые впоследствии превратят графа Арманьяка и настоящее чудовище, ещё недостаточно развились в нём. Коган Изабель ушла, образ его окровавленной и страдающей сестры тут же померк. Её место занял образ здоровой и крепкой девки, месившей тесто на кухне замка. Она стоит возле печки, в которой поднимаются и набухают ароматные золотистые хлебы. Её круглые обнажённые плечи блестят от пота, и в воздухе носится этот восхитительный запах — горячего хлеба и горячего женского тела.
Тем временем решётку быстро подняли и тут же опустили снова, как только Бернар вышел, чтобы приветствовать графа де Фуа.
Как дипломатично объяснил гостю Бернар, столь нелюбезный приём был лишь суровой необходимостью, вызван исключительно суровыми временами и носил чисто внешний характер. И то, что его светлость граф де Фуа прибыл сюда не в рыцарских доспехах, а одетый во вполне мирный камзол и панталоны, произвело на графа д’Арманьяка самое благоприятное впечатление, поскольку говорило о самых дружественных намерениях гостя. Бернар сказал, что весь город всегда сможет оказать честь принять у себя своего союзника в борьбе против англичан, благородного Гастона, принца Божией милостью, графа де Фуа. Но та огромная свита, целое войско союзников! Граф Жан был несколько огорчён прибытием такого количества людей, он выражает сомнение, хватит ли в его Лектуре средств, чтобы оказать достойный приём всем этим людям.