На обозримом пространстве океана больше не было ни единой живой души. Неподвижное море не пощадило никого из жителей седьмого города Тарасков.
Каладр долго летел над темными водами, из-за которых море и поучило название Эбенового. Старик спал, защищенный теплым телом птицы. Его прикрытые глаза отказывались видеть смерть, охватившую Миропоток.
Странный экипаж с головокружительной скоростью достиг берегов Пегасии. Каладр опустил свою ношу на берег. Затем его лапы с мягким шумом погрузились в мокрый песок. Он выпрямился, маша крыльями, чтобы старик смог отвязать себя.
Тот приблизился к скалам, оставив Чана на попечении Хранителя. Змеиный хвост, все еще соединявший человека с Каладром, вытянулся на несколько локтей. Под лучами заходящего солнца тень птицы легла на неподвижное тело Чана.
Среди скал, поросших лишайником, приютилась маленькая серая постройка, по цвету и форме словно продолжавшая окрестные скалы.
Круглая низкая дверь открылась перед путником. Оттуда вышел молодой человек в белом одеянии.
— Отец мой! Вы вернулись.
Старик не ответил. Из здания вышло еще четверо монахов, которые занялись Чаном. Они отнесли его в свое жилище, а Хранитель со стариком остались снаружи, под брызгами волн.
Чана устроили на обыкновенной лежанке. Обстановка была очень простая: несколько лежанок, низенький столик и запасы продовольствия.
Монахи терпеливо осмотрели раны Черного Лучника и стали тихо совещаться относительно его состояния. Подражая манере Отцов монастыря, которые воспроизводили слова, вырывающиеся из клювов Каладров, монахи учились говорить прерывисто. Это помогало им подготовиться к тому долгожданному дню, когда священные птицы соблаговолят окончательно доверить им, как некогда их мэтрам, свой священный голос, совершенно изгнав их собственный.
— Нужно отвезти его в монастырь.
— Здесь у нас нет ничего, чтобы помочь ему.
— Ему прежде всего нужен отдых. — Конечно, он не должен впасть в глубокую кому…
— …из которой мы не сумеем его вывести.
— У него очень серьезные переломы.
— Надеюсь, что позвоночник не задет.
— Пока что этого нельзя утверждать.
— Иначе он будет парализован.
— Неужели будет лучше, если мы его перевезем?
— Это необходимо.
— Необходимость указывает нам путь.
— Необходимость управляет нами.
— В монастыре ждут другие раненые.
— Есть новости от разведчиков?
— Они больше не появлялись.
— Пегасийцы вернутся.
— Пегасийцы всегда возвращаются.
— Путешествие может убить его.
— Но мы не можем оставить его здесь.
— Мы не можем дать ему умереть.
— Он погибнет от ран…
— …от истощения…
— …если мы ничего не сделаем.
— Наша миссия не обсуждается.
— Наша миссия неизменна.
— Миссия должна быть выполнена.
Когда тайное совещание закончилось, один из монахов вернулся на берег, где старик, сидевший около Хранителя, терпеливо дожидался их решения.
— Отец мой, пегасийцы отвезут мужчину в монастырь.
Старик молча согласился. Ветер, дувший с открытого моря, шевелил его бороду и волосы.
— Там… там был только он один?
Старик кивнул. В его кобальтовых глазах сверкнула хрустальная капля.
С самого начала войны каладрийские монахи бороздили Миропоток, образовав конвои и караваны. Они устраивали временные госпитали около тех мест, где велись военные действия, и усердно лечили раненых.
Масштаб военных действий заставил путешествовать и самих служителей Каладров. Птицы переносили их из одного королевства в другое в поисках выживших. Неблагодарная, трудоемкая работа, которая часто приносила одни лишь разочарования. Но такова была их миссия. Выбора не было. Даже одна человеческая жизнь, которую удавалось вырвать из когтей смерти, оправдывала все затраченные усилия.
В свою очередь, монахи ходили из монастыря в монастырь, основывали часовни в городах, где их еще не было, и помогали уже существующим госпиталям.
Самые крупные из них, такие как госпиталь Лиденьеле, уже давно были заполнены до отказа. Они притягивали сотни людей, воинов и мирных жителей, ставших жертвами битв и смертоносных налетов и засад харонцев. Каладрийские посольства, несмотря на усиленные укрепления, сами часто подвергались нападениям черных орд, а некоторые даже были разрушены.
Монастырь в Альдаранше не избежал этой участи. Грифонам не удалось защитить его. Падение империи Грифонов увлекло за собой всех. Прежде чем умереть в страшных мучениях, монахи видели, как их пациентов разрубают на куски.
В Офроте харонцы под покровом ночи проникли в Меловую Башню, жемчужину каладрийской архитектуры, и методично перебили всех жителей. Ужасные крики раздавались в столице Берега Аспидов.
Что же касается Черного Догоса, его монастырь был обязан своей сохранностью исключительно свирепости Драконов, которые несколько дней подряд защищали его, оголив гораздо более важные участки фронта только ради спасения посольства Каладрии.
Отовсюду в каладрийские тихие гавани толпами шли калеки, женщины, прижимавшие к груди заболевших младенцев, плачущие дети, солдаты из разгромленных войск.
К счастью, сама Каладрия оставалась нетронутой. В этом королевстве Волна была столь могущественна, что Темные Тропы оказались не в силах преодолеть ее границы. Святилище снегов оставалось незыблемым оплотом, в то время как его жрецы бороздили Миропоток в поисках умирающих, которых было необходимо вырвать из рук Харонии.
Этой ночью монахам не удалось заснуть. Учение их ордена не могло избавить их от беспокойства.
— Незачем больше здесь оставаться, — прошептал один.
— Море может выбросить других потерпевших кораблекрушение.
— Тех, что с Тараска?
— Слишком далеко.
— Море отдаст нам лишь несколько полуразложившихся трупов…
— …наполовину сожранных.
— Солнце…
— Морские чудища…
— Нужно вернуться в Каладрию.
— Немедля.
— Окончательно.
— Решать должен Отец.
— Мы поговорим с ним завтра утром.
Вдруг в комнате раздалось едва слышное бормотание. Монахи повернулись к Чану. Он беспокойно крутил головой, пребывая во власти нового кошмара.
Один из юных каладрийцев подошел к нему и провел влажной тканью по лбу. Затем ему, кажется, удалось что-то разобрать в невнятном шепоте раненого, и он подозвал товарищей.
— Слушайте!
— Что он говорит?
— Он бредит.
— Нет, вслушайтесь лучше.
Чан принялся тихонько стонать. Отчаяние отразилось на его лице.
— Я… нуэль, — с трудом проговорил он.
— Януэль? — с изумлением повторил один из монахов.
— Он знает.
— Он с ним знаком.
— Возможно, это один из его спутников.
— Януэль исчез.
— Сын Волны…
— Последний знак белой паутины…
— Указывал на Тараска.
— Януэль был в Анкиле.
— И этот человек был вместе с ним.
— Он знает, что с ним случилось.
— Нужно разбудить его.
— Осторожно.
— Он сказал что-нибудь еще?
— Нет.
— Он снова впал в забытье.
Один из монахов выбежал наружу. Старик спал возле своего Хранителя, укрывшегося между двух скал. Монах подошел к аскету и ласково погладил крыло Каладра, разбудив этим жреца.
— Отец мой, раненый говорил во сне. Он упомянул имя Януэля.
Старик вскинул брови. Луна отразилась в его зрачках, подчеркнув холодный орлиный взгляд.
— Мы предлагаем отправиться в монастырь, как только прибудут Пегасы.
Старик несколько раз кивнул. В возбуждении он судорожно чесал свою бороду, усиленно размышляя.
Сын Волны!
Наконец-то какой-то знак. Какое-то свидетельство.
Отцы Каладрии привели в действие свою тайную сеть, белую паутину, чтобы помочь капитану Фалькену найти Януэля. Им это удалось. Фалькен и Януэль встретились, и капитан передал ему меч Сапфира. Затем стали доходить обрывки неточной и бессвязной информации. Отряд монахов был готов сопровождать Януэля в Каладрию, где Отцы научили бы его управлять Желчью.