Уже в те годы Евграф отличался способностью производить на не знавших его историю людей чрезвычайно деловое, положительное впечатление. Должно быть, выработал эту черту еще годам к шестнадцати, после того, как осознал: лучше скрывать от окружающих свое подлинное лицо.
Не учеба привела Тюрморезова в столицу. Евграф сбежал из родных мест после очередной психопатской истории. Огромный город Москва манил его возможностью затеряться среди миллионов людей.
«Имя мне – Психоз Вонючий!.. Имя мне – Психоз Вонючий!» – повторял парень, шагая по перрону с пустым чемоданом в руках. Впереди – обветшалое здание вокзала. Маленькая площадь перед ним запружена народом. Тюрморезов прекрасно осознавал: ведет себя в жизни ненормально, не как все люди. И он был осведомлен, что это поведение – следствие болезни, которую срочно необходимо лечить. Но не собирался этого делать.
Ему было весело. Собственное поведение вызывало у него восторг. Он думал о тех, кого оставил в деревне: о попе Иване, о всех, кто так или иначе прикоснулся к его последней мрачной «истории». Изумление, скорбь и ярость, которые, как он был уверен, они испытали, вводили его в еще больший кураж. Хотелось продолжить подвиги. Что ж, он – Психоз Вонючий?.. Будет самым невероятным Психозом из тех, которые только существовали на свете!
Несчастный малый страдал еще и манией величия. Она уже развилась в нем достаточно для того, чтобы взирал на шагавших вместе с ним по перрону людей с высокомерием.
«Обычные… Не психи!»
Однако Тюрморезов не знал, что совершенное им деяние, о котором будет рассказано позже, имеет настолько тяжкие последствия, что его уже ищут. Серьезные люди из серьезной организации. И он не скроется даже в Москве.
Прежде, чем его схватят и впервые в жизни поместят в психиатрическую больницу тюремного типа на принудительное лечение, здесь, в столице, рассчитывая именно на эту многолюдность, он совершит несколько совершенно невероятных поступков, о которых так и не станет никому известно. Кроме него самого и его жертв.
«Имя мне – Психоз Вонючий!» – продолжал декламировать про себя Евграф стихотворную строку собственного недавнего сочинения.
«Вот здесь это происходило», – думал Агафангел Тюрморезов, отец Евграфа Тюрморезова, медленно шагая вдоль черной, закоптелой стены «совхозного» коровника. Крыши над ним не осталось. Стропила, на которых она держалась, были деревянными. Пламя пожара, бушевавшего здесь некоторое время назад, уничтожило их, – крыша рухнула вниз.
Утро – пасмурное. Солнце лишь изредка проглядывало сквозь серые тучи, которые заволокли небо. Для всех это был еще один унылый день, обликом больше напоминавший осень, чем давно наступившую весну. Для отца Евграфа Тюрморезова день знаменателен тем, что похож на «тот день», приметы которого еще отлично различались вокруг.
События, после которых радикально изменилась жизнь не только самого Евграфа, но и его родителя, произошли полторы недели назад.
Агафангелу Тюрморезову казалось: с того дня прошла вечность. За десять суток психическое здоровье его пошатнулось…
Евграф спалил «совхозный» коровник и еще несколько построек, что располагались в километре от него. Лишь здесь, в коровнике, юный Тюрморезов сам поднес зажигалку к пучку прошлогодней соломы. А в остальных местах осуществил поджоги чрезвычайно ловко – чужими руками.
Поджигателями других построек стали взрослые дядьки – местные алкоголики.
Пожарам предшествовала длительная борьба за собственность – то самое «совхозное» достояние, которое числилось за акционерным обществом. Организация эта давно находилась на грани банкротства.
Все совхозные постройки предполагалось продать за долги. Ценность их, конечно же, очень мала. Главное – вместе с постройками отойдут к новым хозяевам земельные угодья. В деревне, где жили работники подохшего совхоза, не существовало единства мнений: как собираются использовать полученное достояние новые владельцы?
Одни говорили – на месте фермы выстроят дома для гастарбайтеров. Якобы, их пригласят в эти края для некого крупного промышленного производства, которое развернут в поселке неподалеку. Другие предполагали: у новых владельцев – планы организовать сельскохозяйственное предприятие. Но работать в нем, опять-таки, будут заезжие гастарбайтеры. В деревне работников не набрать. Даже если пригласить тех здешних алкоголиков, что еще не упились до смерти.
Планы завезти гастарбайтеров вызывали у местных жителей злобу.