— То есть ты мне предлагаешь вас всех предать? — снова вскипел король.
Премьер, глядя на него, покачал головой:
— Главное, парень, не предавай самого себя. А меня или ещё кого-то… Ну уволишь одного министра, наймёшь другого. Дело житейское. Как ты уже понял, у любого из нас кроме дел министерских полно и дел собственных, часто более интересных и важных. Так что увольнение с должности под давлением столичного начальства никто из министров, думаю, как предательство не воспримет. Главное нам сейчас саму башню не потерять. А уж с должностями и регалиями мы как-нибудь потом разберёмся.
***
Оставшийся субботний день прошел для Ивана в томительном ожидании. Он полистал новостные ленты в интернете — тошно. Посмотрел ТВ — уж лучше бы серфил интернет. Честно взялся просчитывать какие сорта помидоров и огурцов лучше будет сажать в теплице. Стал прикидывать, как организовать переработку куриного навоза и пищевых отходов в гумус при помощи калифорнийских червей, каких ящиков для этих червей можно наделать из формуемых прямо тут, в башне цементно-стружечных плит… Нет. Дело не шло. В голову лезли мысли о том что скоро всё это может в один миг стать бесполезным. Да, даже если китайцы отожмут у него башню не через покупку, а через конфискацию государством, по форс-мажорным обстоятельствам, он всё равно получит огромные, невероятные деньжищи компенсации… Вот только он понятия не имеет, как такими капиталами управлять. И главное, живые люди, которые жилы рвали выстраивая башню, мечтая о её росте, развитии, о счастливой жизни в прекрасном городе будущего… Неужели все их мечты теперь окажутся перечёркнуты какой-то уродской столичной комиссией? Что не смогли сделать самые отмороженные террористы, то с лёгкостью развалят сейчас какие-то бюрократические крысы!
Ивана кидало то в безразличие, то в отчаяние, то в злобу. Ближе к вечеру он пошел, было, слушать, как играет Лана. Она по удалёнке лабала джаз с Ксюхой и Максом. Это была не его музыка. Интересная, сложная, но не его… Иван видел, как Лану, буквально, распирает от радости, как она, с горящими глазами, импровизирует. Парень то умилялся, любуясь своей девушкой, то вдруг злился от того, что она тут так лихо оттягивается, а он…
Поняв, что сейчас может сорваться и нагрубить любимой, Иван вышел к себе в кабинет. Плотно прикрыл дверь. Постарался отвлечься на что-то, чтобы не испортить её чистой радости своим раздражением, своими натянутыми, как струна, нервами.
***
Ужинать он не стал. Совсем не хотелось. Чтобы не расстраивать Лану своей кислой миной, сказал, что много работы и, подхватив чай с печенюшками, сбежал в кабинет. Опять смотрел новости в интернете. — Всё по прежнему тухло. Даже лоучены уже медленно поднимались в цене. Только комки Пятой башни, отыгравшие немного после своего стремительного падения, так и застряли на цене вдвое ниже номинальной.
В десятом часу вечера в кабинет к Ивану завалился Зинкевич. С мокрыми волосами, обветренными губами и красным носом. А ещё от него несло коньяком.
Плюхнувшись в кресло Константин Борисович достал из бокового кармана пиджака небольшую плоскую фляжку и поставил её на стол. В ответ на озадаченный взгляд короля он открутил крышечку и отхлебнул. Протянул фляжку Ивану. Тот отрицательно замотал головой. Пить спиртное определённо не хотелось.
— Я их нашел, — довольно улыбнулся энергетик. — Нашел бы ещё в обед, если бы не туман… Все бухточки замёрзли, а эта ещё нет. Остаточное тепло от ядерного распада.
— А говорил, всё должно остыть за столько-то лет, — покачал головой Иван.
— Ошибался, слава богу… Не совсем остыло. Двести тонн урана это тебе не ишак чихнул. Я никому пока… Даже пилоту сказал, что мы ищем место для ещё одной метеорологической станции… Раз двадцать вылезал из кабины. У каждой бухточки дозиметром всё промерял. У нашей, пока не замерзшей, щёлкает — будь здоров!
— Так. Выходит, мы нашли эти контейнеры. Что дальше?
Зинкевич блаженно улыбнулся:
— Теперь я, наконец, хорошенько высплюсь. А завтра попрошу Александра Сергеича наделать нам нужных роботов.