– Значит, это может любой? – робко заметила Катлина.
– Абсолютно любой. Все дети рождаются с этим – они не имеют этих границ и запретов вообще, они не знают, что что-то невозможно – и поэтому видят всё. Другое дело, что потом они решают сами себя ограничить – и теряют доступ к источнику сил, но вернуться туда они могут всегда. И поэтому люди и творят удивительные чудеса… стоит им забыть хотя бы на мгновение, что чудеса им не полагаются.
– И вы здесь нас будете учить вере? – Леонор скривилась от последнего слова так, будто оно было особенно незрелым лимоном.
– Зачем же? – обернулся к ней д’Эстаон. – Вы и так это умеете, раз вы здесь. Мы будем вас учить осознанности этой веры, умению её поддерживать, пользоваться её возможностями…
– Верить в шесть невозможных вещей до завтрака? – вырвалось у Одили.
Ректор опять улыбнулся лукаво и светло.
– А как же! Только с этим будут трудности.
– Почему? – снова поднял голову Ксандер.
– Потому что всё меньше будет в жизни вещей, которые будут для вас невозможны.
По залу снова прошёл шепоток, но на этот раз восторженный: новоиспеченные студенты явно уже предвкушали это блистательное будущее.
– Подождите, господин ректор, – легкое грассирование в звонкой латыни выдавало Франсуа с головой, – но вы сказали, что дети совсем не имеют проблем с верой. Но они же далеко не всё могут!
– Точно подмечено, господин де Шалэ. Кстати, поверите ли? Точно то же самое мне – в былые времена, конечно, – сказали ваш отец и ваш средний брат. Положительно, мне стоит пересмотреть свою позицию по наследственности.
Франсуа рассмеялся едва ли не веселее, чем все остальные вместе взятые. Смех у него был чудесный, отметила Одиль: лёгкий, как ласточка, и открытый, как окно по весне, и очень похожий на смех Адриано.
– Итак, – прервал её мысли ректор, – господин де Шалэ сим нам напомнил, что вера – это не единственное, с чем мы имеем дело. Да, вера – источник силы, но её же надо уметь использовать. Я сейчас скажу то, что вам покажется противоречием с тем, что я говорил до этого: иногда веры совершенно недостаточно.
Он отошел к окну и присел на край подоконника, громко стукнув тростью об пол, словно желая вколотить дальнейшее прямо в умы.
– С детьми на самом деле всё просто. Младенец верит в чужие силы, не в свои – когда ему плохо, он призывает на помощь всемогущих и всеблагих родителей, а сам он, обладая неизмеримыми возможностями, попросту не знает, что с ними делать. Несчастная мать, бьющаяся над умирающим ребенком, может верить всей душой в то, что его можно спасти, но она помещает эту веру в другого – в Бога, врача или знахарку, отказывая себе в праве лечить. И так мы приходим к следующей грани нашего треугольника – праву.
– Не знаниям? – снова подала тихий голос Катлина.
– О знаниях позже, – отозвался д’Эстаон. – Почему горюющая мать призывает врача или молится? Потому что внутри неё, – он постучал суховатым пальцем себя по груди, – живет червячок, который подтачивает её веру. Да, она хотела бы, чтобы ребенок жил и был здоров – но она не верит в свое право, не верит в себя, часто – что спасение будет, или что даже если повезет – не станет залогом худших бед. Она ищет посредника – она не чувствует себя вправе решать.
– Но сомнения есть у всех, – нахмурился Ксандер.
Трость в руке ректора свистнула, моментально вытянувшись в параллельную полу струну и указав безошибочно на него.
– Блистательное объяснение тому, почему таки люди редко двигают горы, не правда ли, господин ван Страатен?
Ксандер закусил губу и кивнул.
– Подумайте, господа студенты, что будет, если у вас в руках будет самый совершенный в мире лук, но при этом, когда вы уже наложите стрелу на тетиву, ваши руки задрожат? Вы промахнетесь, именно так, каким бы точным ни был ваш глаз, каким бы верным ни был лук, какой бы круглой ни была тетива – и какой бы достижимой ни была мишень. Сомневаться можно до или после, но тогда, когда перед вами мишень, вы должны уметь отбросить всё и разумом, – на этот раз палец постучал по лбу, – направить силу в цель.
– Разумом? – опять фыркнула неуемная Леонор. – Это после славословий вере-то?
– В том-то и прелесть, госпожа Гарсиа, а если подумать, то и логика – что нечто столь иррациональное, как вера, должно быть уравновешено рациональностью и разумом, не так ли?
Пришло время кивать Леонор, хотя она это сделала куда более неохотно, чем Ксандер.
– В мгновение, когда вам пришла пора действовать, вы сможете использовать свою силу только в том случае, если вы знаете, что вы вправе это делать, иначе она уйдет впустую. И да, этому мы тоже вас будем учить.