— Ха-ха!
— Банзай!
— Мировецки!— подмигнул всем нам Славик.
Мы идем по берегу. Нефтяные пятна, словно маленькие радуги, покачиваются на воде, неподвижно сидят с удочками сгорбленные рыбаки. Около них босоногие стайки мальчишек. Им, наверное, делать нечего. А вот двое в воде учатся водолазному делу. Один сидит верхом на другом и громко считает, сколько тот пробудет под водой. Так и мы когда-то делали. Ничего особенного. Пустая затея.
Все радужнее и темнее вода в реке. Это значит, что мы приближаемся к большому заводу. Здесь работает Левин отец.
— Вон в том цехе,— гордо показывает нам Лева. Мы с уважением смотрим на красное каменное здание, где даже днем горит свет и слышится мощный машинный гул. Где-то там стоит у станка отец Левы. Так и хочется остановить любого прохожего и сказать:
— Вы знаете, вот в том цехе работает его отец. А мы все с одного двора.
— Покричи ему,— просит Мишка. Лева складывает руки рупором:
— Па-па! Па-па!
В окне показалась чья-то голова, кивнула нам и исчезла.
— Видели?— как-то вдруг сверху посмотрел на нас Лева.— Рабочий класс! Главнее на свете ничего нет,
— А летчики?— настораживается Мишка.
— А что летчики без самолетов сделают?
Мы все соглашаемся. Конечно, без рабочего класса нигде не обойдешься. Даже рыболовный крючок и то сам по себе не сделается.
Лева ведет нас к забору. Здесь есть дырка. Только лезть нужно очень осторожно, потому что кругом колючая проволока.
Рыжик оглядывает свое платьице:,
— Я лучше подожду вас. Мы полезли.
Вот это завод! Прямо по двору укутанный в белый пар ходит настоящий паровоз с платформами, краны на цепях проносят по воздуху целые станки. Тут же рядом огромные горы металлических стружек, кругом свалены в кучи почти не ржавые разные железки, гайки, прутья, сломанные напильники, сверла. Выбирай, что хочешь.
Мы нагрузились железками и по дороге к дому рассказываем Рыжику про этот завод. Славик говорит, что он видел, как из одного цеха выруливали готовые аэропланы, из другого выезжали новенькие бронепоезда, а паровоз вез платформы с настоящими саблями и пулеметами.
Лева покосился на Славика, потрогал его затылок, но ничего не сказал. Промолчали и мы. Все-таки приятно, что отец нашего Левы работает на таком заводе.
Всю нашу добычу сложили в сарае, сидим, любуемся.
— А теперь по домам за инструментом,— предлагает Женька.
— У кого что есть, тащи все сюда.
Дома я перевернул все ящики, все коробки и нашел рубанок, щипцы для сахара, шило, масленку от швейной машинки, Нонкину линейку.
В нашем сарае появились зубило, молоток, коловорот, ножовка со сломанным лезвием, напильники без ручки, веник, кусачки и даже кисть с желтой краской.
Мы распределили работы. Мне досталась бобина, вроде большой катушки, куда наматывается лента. Я выбрал большую консервную банку, разрезал ее Лидочкиными ножницами и начал выпрямлять молотком.
Сразу начались неприятности. От молотка на железе по чему-то остаются следы. А нужно, чтобы было все гладко.
— Иди в дом пять,— советует мне Лева,— там кровельщики чинят крышу. Посмотри, как у них получается.
В дом пять меня встретил Гога. Он возился со своим велосипедом, попросил помочь ему натянуть цепь. Я помог.
Мы поочередно катались по двору и даже проехались по Плющихе, и мне удалось обогнать трамвай. Потом я пошел к кровельщикам и, к немалому удивлению, обнаружил, что они работают с железом деревянными молотками.
— Где ты все шатаешься?— строго спросил меня Лева. Я рассказал про велосипедное катание и про то, как я обогнал трамвай.
— Так не пойдет,— хмурится Лева,— нужно, как на заводе.
— Знаешь, что нам нужно?— оторвался от тисков Мишка.
— Что?— спрашиваем мы.
И Мишка, отчаянный сорванец Мишка, произнес слово, которое я всегда с трудом выговариваю.
— Нам нужна дисциплина.
Мы переглядываемся, с интересом, даже со страхом рассматриваем Мишку.
— Да, да, дисциплина. Как у летчиков.
От такого слова я не сразу соображаю, из чего мне сделать деревянный молоток.
Мы все работаем, а Лидочке делать нечего. Веник, который она принесла из дому, сейчас сиротливо стоит в углу. Ведь подметать надо после работы.
Славик нашел занятие: выдергивает гвозди из заборных досок. Он принес и такой гвоздь, который не поместился в его коробке из-под папирос. Мы распрямили этот гвоздище, почистили шкуркой, получилась отличная ось для бобины.
Вдруг во дворе какой-то шум, крики, Женька выглянули сейчас же прикрыл дверь. Мы смотрим в щелки, видим — на землю словно снег выпал и около мечется Ларискина мать.
— Ты где взял гвоздь?— спрашивает Женька оробевшего Славика.
Славик морщится, переминается:
— Ну, там… .
— Где там?
— Ну, к нему веревка с бельем была привязана. Лева отобрал у Славика клещи, сунул в руки гвоздь:
— Иди и прибей как было. Не будем портить отношения с туземным населением.
Мы молча смотрим на гвоздь. Уж очень он хороший. Я беру шкурку и снова тру его. Он блестит еще сильнее. Провел по нему кончиком масленки, и гвоздь солидно залоснился, прямо готовая деталь к аппарату.
— Ладно уж, оставь,— смирился Лева.
Крики во дворе затихли. И опять наш сарай наполнился грохотом молотков и визгом напильников. Я кромсаю вторую консервную банку. Из первой диска для бобины не получилось. Оказывается, нужно обводить круг не с помощью тюбетейки, а циркулем.
Лидочка принесла в сарай портрет Лермонтова, прибила его на стенку. Славика смутили погоны, он спросил:
— А Лермонтов за нас?
Лева объяснил ему, кто такой был Лермонтов, а Мишка подкрепил его рассказ стихотворением Пушкина «Зима, крестьянин торжествуя…»
Славик заявил, что теперь ему все понятно.
Мы посмотрели на дату рождения и смерти великого поэта, подсчитали, сколько он прожил, и решили, что у нас еще есть время стать знаменитостями.
В дверь просунулась голова Жигана. Повертела во все стороны, нехорошо засмеялась, подмигнула Лидочке:
— Славную малину оборудовали. Кровать еще сюда. Мы молчим. Женька за молотком потянулся, я сжал напильник.
— Ну-ну! Уж и пошутить нельзя,— чуть прикрыл дверь Жиган.— Бахиля не заходил?
— Что тебе от него нужно?— хмурится Лидочка.
— Имею интерес,— хлопнул Жиган дверью.
С дисками для бобины я справился. Работу все похвалили. Теперь остается сделать деревянные втулки и к ним прибить диски. Для этого нужна круглая палка. Славику вручили ножик, и он отправился в экспедицию.
Мне доверяют выстрогать и сколотить осветительную часть аппарата. Все размеры должны быть точно по чертежу. Я записал, что мне нужно. Фанера, гвоздики, патрон от электролампы, круглое зеркало, линза (она на чертеже красиво называется «конденсатор»).
Вернулся Славик, принес отполированную чьими-то руками чудесную круглую палку. Мы тут же отпилили от нее кругляки, прибили к ним диски. Бабины готовы. В одну я вставил наш большой гвоздь, и мы все по очереди ее крутили. Вертится ровно, плавно, красиво.
И опять в нашем дворе отчаянные крики. Это шумит дворничиха тетя Дуся. Женька предусмотрительно прикрыл дверь, мы все смотрим на Славика.
Славик садится на землю, тяжело вздыхает:
— От метлы отрезал.
Лева снимает очки, долго смотрит в щелку, оборачивается:
— Придется начинать с крючка к нам на дверь. Это будет самая главная деталь киноаппарата.
Тетя Дуся утихла. Мы молча начали выпиливать крючок. Славик старательно сдувает опилки.
Для осветительной части нужен маленький кусочек электрошнура. Мы думаем, где можно достать. Славик вертит в руках ножницы, предлагает:
— А давайте я схожу домой. Мы поспешно его усадили.
Лидочка предлагает отрезать кусочек шнура от репродуктора.
— У нас очень длинный шнур,— говорит она.— Только я не знаю, как потом соединить. Пусть Алеша со мной идет.
И вот мы дома у Лидочки. Я еще никогда здесь не был. На стенах фотографии ее мамы в разных костюмах. Мать у ней какая-то актриса.