— Никого. Только киношники,— успокаивает его Лидочка.
Бахиля нерешительно двигается за нами. Мы заходим в сарай, усаживаемся. Бахиля стоит, не садится. Ему не терпится.
— Ну, где кепка?
Женька поднимается к двери, накидывает крючок, оборачивается:
— Давай микроскоп, получишь кепку.
Бахиля часто моргает, проглатывает слюну, садится.
— Какой микроскоп?— шепчет он.
— Такой. Что был в оптическом магазине,— кладет ему Лева руку на плечо.— Откройте дверь, темно. А ты, Славик, погуляй.
Солнце вбежало в сарай, и сейчас видно, как подрагивают у Бахили пальцы, как вдруг побелели его щеки.
— Вы все знаете, ребята?— заикается он.— Только отцу не говорите. Ладно? А Карасев знает?
— Где микроскоп, Сережа?— спрашивает Лева.
— У Жигана дома.
Мы ни звука. Молчит и Бахиля, щепкой царапает носок ботинка.
— Как же так случилось, Сережа?— тихо говорит Лева.— А ведь хотел с нами работать. А сам все с Жиганом.
— Я не хотел,— не поднимая головы, медленно роняет слова Бахиля,— он мне свой кинжал подарил. Сам его в цехе сделал. А потом подговорил микроскоп взять.
— Украсть?— уточняем мы.
— Ну, украсть. Я не хотел, а он кинжал обратно просит.
— Какой кинжал?
Бахиля лезет рукой куда-то сразу под рубашку и штаны.
— Вот он.
Блестит, искрится на солнышке полированное лезвие. Каждый из нас подержал кинжал, полюбовался, осторожно потрогал острие.
— Здорово сделал!— не удержался Женька. Бахиля показывает ножны, поспешно прячет кинжал, убежденно говорит:
— Отдам ему назад. Мучение одно.
— Какое же мучение, Сережа?— спрашиваем мы.
— Да так, разное,— уклоняется Бахиля.
— А я знаю,— вдруг встает Лидочка.— Жиган и тот лохматый требуют, чтобы ты золотые диски, которые для зубов, у отца украл. Так? А если не украдешь, то отцу напишут, где твоя кепка. Так?
— Так,— еле слышно соглашается Бахиля и, согнувшись, вытирает глаза.
Мы задумываемся, что же нам делать.
— Давай ты, Алешка. Ты король, ты и придумывай,— предлагает Мишка.
— Берите кто напильник, а кто молоток, пошли к Жигану,— решаю я,— отберем микроскоп.
— Вот это здорово!— радуется Мишка.— Пошли.
Мы гурьбой выходим из сарая, Бахиля плетется сзади.
— А ты не бойся,— тянет его Рыжик.— Нас много. Глухая бабка Жигана впустила нас в комнату. Жиган сидел за столом, рассматривал под микроскопом муху, увидел нас, насупился.
— Вам чего надо?
— Мы все знаем. Давай микроскоп,— говорю я, приподнимаясь на цыпочки.— Бахиля, проходи сюда.
Жиган обалдело смотрит на Бахилю, потом что-то соображает, оглядывает нас, хочет улыбнуться, показывает на Мишку:
— Этот псих опять с топором?
— С молотком,— уточняет Мишка.— Давай микроскоп.
— Ах, микроскоп,— разводит Жиган руками,— пожалуйста, берите. Краденого нам не нужно. Я уже сам собрался сообщить в милицию на этого субъекта и на всех вас,— заторопился Жиган.— Украл такую дорогую вещь, а мне сказал, что это вам нужно для аппарата. Стеклышки разные.
— Врешь,— вскрикивает Бахиля.— Сам подговорил украсть, а теперь еще золото требуешь, хочешь отцу про кепку написать.
— Какой бред, джентльмены, где свидетели?— обиженно осматривается Жиган.
— Я свидетель,— вдруг краснея, говорит Лидочка,— я все слышала, о чем вчера вы на лестнице шептались.
Жиган шлепается на стул, сверлит глазами Лидочку:
— Ох, рыжая…
Глухая бабка старательно водит по микроскопу тряпкой, несет к буфету.
— Не сюда,— кричит ей на ухо Жиган.— Вот им отдай. А я в милицию и к прокурору: рабочий класс оскорбляют!
— Может, чайку они попьют?— переступая шлепанцами, оглядывает нас бабка.
— Какавы им с кофием!— орет Жиган.
Мы выскакиваем на улицу. Я бережно несу микроскоп. В сарае сначала по очереди заглядываем в объектив микроскопа, потом решаем, что с ним делать дальше.
— Пусть сам отнесет в магазин,— говорит Лева,— войдет, извинится и отдаст продавцу.
Бахиля ежится, ерошит затылок:
— А если он позовет милицию?
— Ну и пусть зовет, а ты все объяснишь, скажешь, как было. Скажешь, что понял свою вину. Попросишь простить.
— Вдруг не поверят. Меня заберут и отца вызовут. Лидочка оглядывает нас, недоумевает:
— Так мы же все свидетели, мы все пойдем.
— Правильно, все пойдем,— шумим мы,— не бойся.
— Все равно заберут,— глухо, будто самому себе, говорит Бахиля.— Ведь у меня уже была история, ну, с конфетами. Кто же теперь мне поверит?
Мы опять примолкли, ломаем головы, что придумать.
— В райком надо, вот что!— вдруг хлопает в ладоши Рыжик.— К Наташе! Она же нас знает.
И сразу все заулыбались, засуетились. Конечно, нужно идти в райком. Вместе с Бахилей и с микроскопом. Наташа поймет. Она такая, что все может понять.
Мы разбежались по домам, вернулись с чистыми руками, причесанные, в праздничных рубашках. Женька даже из кармана курточки вытянул кончик носового платка.
У входа в райком потоптались, оглядели друг друга. Лева серьезно говорит всем нам:
— Только ничего не врать. Все начистоту. Это райком. Понятно?
Нам все понятно. Мы открываем тяжелую дверь.
Наташа принесла еще стулья, всех усадила. Перед ней на столе микроскоп. Лева начал рассказывать. Несколько раз звонил телефон, но Наташа не поднимала трубку. Какой-то паренек в очках открыл дверь и делает Наташе знак. Она морщится, отмахивается.
— Потом, я занята.
Лева кончил рассказ. Мы нетерпеливо смотрим на Наташу. Она о чем-то раздумывает, потом весело кивает Бахиле.
— Ничего, Сережа. У нас в детдоме и не такое бывало. Пойдемте все в магазин.
И опять мы идем по нашему Арбату. Под ногами путается Славик. Бахиля бережно несет микроскоп, то и дело посматривает на Наташу. Она молча кивает ему, подбадривает:
— Так, Сережа, так. Молодец.
Падает маленький дождь. Бахиля прячет микроскоп под рубашку, улыбаясь, подставляет лицо холодным каплям. У самого магазина Бахиля вдруг сбавляет шаг, замялся.
Наташа обнимает его, подбадривает:
— Ничего, Сережа, все будет хорошо.
Он протягивает ей микроскоп, тихо просит:
— Отдайте вы. Я боюсь.
Наташа хмурится, говорит сердито:
— Будь мужчиной. Ну-ка, выше голову, смелее. Все вместе мы входим в магазин.
Бахиля прямо к прилавку, ставит микроскоп;
— Вот,— говорит Бахиля растерянному продавцу. Тот засуетился, из-за прилавка выкатился, всем руки жмет, а Славика поднял, поцеловал.
А потом мы все по очереди рассматривали в микроскоп каплю воды, волос, кусочек газетной бумаги.
Продавец нам не мешал. Он стоял с Наташей в углу магазина и о чем-то с ней тихо переговаривался. Потом он подошел к нам и стал расспрашивать про киноаппарат.
— Нам бы линзу посильнее,— говорит Лева,— чтобы яркий экран был.
— А сколько диоптрий?— участливо оглядывает нас продавец.
Я сказал, что не знаю, а Мишка бухнул:
— Побольше бы.
Продавец долго смеялся, вместе с ним смеялся и Лева. Ведь Лева носит очки, а потому давно знает, что значит диоптрии. Потом продавец стал объяснять нам, что такое единицы светосилы и как их люди рассчитывают. Он подобрал нам чистенькую голубоватую линзу, назвал ее линзой «мениск» и стал заворачивать в замшевую тряпочку.
Мы тоскливо переминаемся, шарим руками по пустым карманам.
— Ну, берите,— протягивает он линзу «мениск». Мы друг на друга смотрим. Он догадался, смеется:
— Это мой вклад в развитие отечественного кинематографа. Дарю, ребята.
Из магазина мы выпорхнули шумной воробьиной стайкой. Лева линзу несет, а мы все его конвоируем. Наташа укоризненно говорит:
— Как же вы, ребята, с диоптриями опозорились.
— А мы их не проходили.
— А вообще-то вы повторяете, что проходили? Ведь скоро в школу.
Мы замялись. Собственно, а когда же повторять, если мы все время заняты?