— Значит, он работает и учится?
— Работает и учится.
— А студент?
— Студент учится.
— Ну, он хоть к вам заходит?
— Кто?
— Костя.
— А когда же ему заходить? Он в утренние сеансы крутит, а вечером в школе.
— Давайте его навестим,— предлагает Лидочка.
В дверь кто-то царапается. До звонка не достанет, вот и скребется..
— Это Славик,— определяет Женька.
Открыли дверь. Точно — Славик. Сказал всем: «Здравствуйте» и «Разрешите войти?»— шапку снял, уселся на табуретку, спрашивает:
— Ну, о чем задумались?
Мы переглядываемся, Женька объясняет:
— О кино, Славик. Нет, у нас новых лент.
— Давайте найдем Костю,— говорит Славик.
Нам просто удивительно, до чего умные эти люди, мальчишки.
— Костя работает, когда мы в школе. А когда мы дома, то Костя в школе. Понял?
— Ну и что же?— просто говорит Славик.— Посмотрите мое горло.
Он раскрывает рот. Мы по очереди заглядываем.
— Горло как горло,— говорит Лидочка,— чуть-чуть краснота.
— Завтра у меня будет ангина,— обещает Славик.— В школу не пустят, чтоб других ребят не заразить. А если шарфом обмотаться — до «Кадра» дойду.
— Какие глупости,— ежится Лидочка.— Вы только посмотрите на этого симулянта.
— На эту молекулу,— добавляю я. Славик сползает с табуретки, идет к двери.
— Славик, постой,— говорю я. Он в замке путается, торопится.
— Славик, стой!
Хлопнула дверь. Догнал его на лестнице. Вырывается. Даже не знал, что в таком маленьком столько силы.
— Славик! Хороший наш мальчишка. Ну, конечно, все вместе пойдем, и ты с нами.
— А не врете?— утирает он слезы.
— Вот. Давай твою руку.
Мы пожали друг другу руки. Пожали по-мужски.
В следующий выходной мы пришли во двор «Кадра», к нашей кинобудке. Постучали в окованную железом дверь, открыл Костя. Обрадовался, в будку пригласил. Скорее тряпкой вытер руки, со всеми здоровается.
Мы гудящий аппарат рассматриваем, восторгаемся его ровным гулом, любуемся на Костю, как он ловко, с щелчками перезаряжает аппарат. Славик прилип к моталке, изо всех сил ее раскручивает. Тут же на столе учебники, тетради. Учебники новенькие, а на страницах следы пальцев. Знать, Костя учится даже здесь, в своей будке.
Костя в окошко, в зрительный зал посмотрел, что-то чуть подкрутил в аппарате и к нам:
— Ну, как жизнь?
— Плохо, Костя,— говорю я,— беда у нас.
— С Нонкой что-нибудь?— насторожился Костя.
— Да нет,— смеется Лидочка.— Нужна новая лента. Старая надоела.
— Ах, вот что,— радуется Костя.— И больше ничего? Ну, это полбеды. Есть тут подклейка из старья.— Он торопливо звякает круглыми железными коробками, достал несколько роликов, на свет посмотрел, нам протянул.
Мы поскорее их в карманы запихиваем, а Костя меня тихо за плечо трогает:
— Ну, как Нона?— Он виновато кивает на учебники.— Мне, брат, теперь некогда. Взялся.
— Что Нона? Хорошо Нонка. Каждый день о тебе спрашивает: не встречался ли где?
Вдруг из зрительного зала в будку ворвались шум, свист, топот, а Костя никакого внимания. Меня за плечи держит, в глаза смотрит:
— Не сочиняшь? Это правда, что она спрашивает?
— Угу,— говорю я.
Костя шлепает меня по затылку и к окошку. Что-то подкрутил в аппарате — в зале сразу тишина.
Нагнулся к уху, спрашивает:
— А студент заходит?
Я ему руку на плечо:
— Знаешь, Костя, уж «к Чапаеву не пришлют замухрышку какого-нибудь»…
Он засуетился, опять загремел своими коробками:
— Вот еще ролик! Цветной. Бери, бери.— Нагнулся, в карман мне сует.— Передай ей: в выходной забегу.
Славик раскрутил моталку так, что она вдруг загудела, как сирена. Лидочка испугалась, закричала на него. Славик начал тормозить, но у него не получается.
— Ничего, мальчик! Крути! Крути!— радуется Костя.
Нам уже домой не терпится. Прямо жгут карман ролики пленки. Выпросили чуточку киноклея и скорее к дверям, обещаем Косте:
— Мы еще зайдем!
Дома начали клеить, не глядя что получится. Лишь бы концы с концами ровно скреплялись. Моток получился солидный. Заряжаем его всеми руками сразу в наш аппарат. Наводим фокус, я за ручку взялся.
— Начали,— говорит Лева. Застрекотал и наш аппарат.
На экране какой-то дядя с бородкой в ужасе читает записку, потом ее комкает, бросает на стол. И сразу надпись: «Ушла жена».
Потом этот дядя рвет с себя галстук, ерошит седую прическу, бессильно падает в кресло, и тут же надпись: «Душевные переживания».
Что было дальше, мы не знаем, потому что сразу пошло про другое.
Какие-то люди объедаются кремом, потом пирожными швыряются друг в друга.
И вдруг идет цветное кино. Я даже крутить перестал. Уж очень все красиво, Все синее, синее. И небо, и деревья, и трава. Костер с ярким огнем, тоже синим, около — синие люди. На небе радуга, люди в цветных нарядах, синяя вода, красные, зеленые крыши домов.
— Ой, как это они?— спрашивает Лидочка.
— Наверное, по кадрикам разными красками разрисовывают,— прикидывает Мишка.
— Я знаю, это вроде как продают картины «Раскрась сам»,— вмешивается Славик.
— Неужели каждый кадрик раскрашивают?— сомневается Лидочка.— Ведь очень долго.
— Не только раскрашивают, а бывает и рисуют.
— Как рисуют?
— Мультипликация называется,— объясняет Женька.— Каждый кадрик тушью рисуют. Животных разных, людей.
— А потом?
— А потом показывают на экран. Они двигаются. Вот прямо так поднимают руки, ноги, даже смеются.
— А на чем рисуют? На пленке? Да?
Мы не отвечаем. Я не знаю, Лева с Мишкой молчат, а Женька больше ничего не рассказывает, фокус в аппарате поправляет.
Смотрим кино дальше.
На экране ледокол носом льдины раскалывает, а потом сразу какой-то полуголый негр целится из лука. Он даже по успел выпустить стрелу, как наше новое «Попурри» окончилось.
— Давайте все сначала,— просит Славик. Мы перезарядили.
И снова на экране седой дядя комкает записку, хватается за галстук, падает в кресло, что означает «душевные переживания»… Потом пирожные, цветное кино, а вот наконец и негр целится из лука.
Кончилась наша новая картина.
Может быть, еще раз?— неуверенно предлагает Лева. А давайте паше любимое,— теребит меня Славик,— давайте все вверх ногами.
Попробовали и так. Началось все с негра, а кончилось тем, что бумажка распрямилась, прыгнула со стола в руки седого дяди. Потом на экране светлый прямоугольник.
— А теперь все сначала, канючит Славик. Я отказался крутить:
— Рука устала. Кто следующий?
Мишка взялся. До конца не докрутил, передал ручку Славику.
Покрутил Славик, потом мы ему снова зарядили, он опять покрутил. Еще до конца пленка не дошла, а Славик вдруг заинтересовался киноаппаратом:
— А что, если в него воды налить и рыб напустить? Будет видно на полотне?
Никто ему не отвечает.
Женька начал провода отключать, мы ему помогаем. Разряжаем наш аппарат.
— Ну, а что же дальше?— спрашивает Лидочка. Она сказала это будто самой себе, но мы услышали.
— И я о том же,— говорит Лева.
— Братцы, что бы еще придумать?— выгибает Женька из провода чертиков.
— Ты же говорил про мульти… как ее?
— Мультипликацию,— уточняет Женька.
— Ну, так давайте ее рисовать,— оглядывает нас Лидочка.— Как ее рисуют, Женя?
Женька из провода самолет делает, ему Мишка помогает.
— Ну как? Берут и рисуют. Вот как у нас в кино. На одном кадрике человек только рукой пошевельнул, на следующем чуть ее сдвинул, потом чуть выше поднял. Еще чуть выше, и так все понемножку, пока совсем руку не поднимает.
— И сколько же надо рисунков на одну руку?