— Вот в «Чапаеве» всего одна женская роль. Анка-пулеметчица. А как все здорово. Зачем же много женских ролей?
— Пожалуйста, мы можем уйти,— встает Зина. Лидочка с Мишкой посторонились.
— Подождите, товарищи…— говорю я.— Лева? Женька? Ну, ребята, что же вы молчите?
Женька шнурок на ботинке скручивает, никак не попадет в дырочку…
Лева со Славиком беседуют.
— И почему это, когда тихо, то все слышно?— интересуется Славик.
— Потому что тихо, поэтому и слышно,— объясняет Лева и тоже осматривает свои шнурки.— Ты бы лучше погулял.
— А мне разрешили до восьми,— радуется Славик.— Каникулы!
— Ну, мы пойдем,— нерешительно оглядывается Зина.— Клава, нам пора.
— А пусть они еще спляшут,— просит Славик.
— В другой раз, мальчик,— говорит Зина.— До свидания, ребята. Пойдем, Клава.
И ушли. Щелкают по фанере капли…
Лева вдруг вспомнил, что у него есть дома дела.
Женька заторопился:
— Короля выводить пора…
— Ну, и я пошел,— говорит Мишка.— Привет, Алешка. Дверь поскрипела, поскрипела, остановилась. Теперь никого в сарае. Только Лидочка. Стоит у косяка, все также руки за спину. Ступает на фанеру, осторожно пробует ее носками, каблуками, улыбается. Пальто снимает, бросает его мне.
— А теперь смотри, глупенький…
…Фанера оказалась хорошей. Выдержала. В ушах все еще не проходит грохот каблуков. Я даже не знал, что Лидочка умеет так здорово плясать. ,
Провожаю ее до дверей. На лестничной клетке темно. Лидочка шумно дышит.
— Ну, я пошла,— шепчет.— Слышишь, вон мама ходит. До завтра, Алешка.
— Подожди…
— Пока, Алеша!— и скорее звонить.
Я опять в наш сарай. Уложил фанеру на землю. Пробую. Шум есть, а вот как у Клавы, как у Лидочки не получается…
Дома Нонка не спит. На лампе полотенце. Колдует над конспектами. Оглядела меня сверху донизу, вздохнула, полезла в буфет. Молока налила, хлеб пододвигает:
— Питайся уж, горе мое.
Я питаюсь. Питаюсь и думаю.
Нонка над учебником носом водит. Уши зажала и вникает:
— Синус квадрат плюс косинус квадрат равняется единице.
А мне не до синусов. В голове все перепуталось. Хочется спросить Нонку, но боюсь, что начнет смеяться.
Как же все на свете получается: сначала Лариска…. Потом Лидочка, а теперь вот Зина… Ну, просто Зинка-корзинка. Какая-то она вся… ну, наверное, таких взрослые называют «стройная». Я таких еще не видел.
Правда, как-то с Женькой шли мы по Бородинскому мосту, а впереди нас одна девчонка. Ее собака за поводок тянула, а девчонка упиралась, туфельками стучала, собаку сдерживала.
И вдруг ветер снизу, с Москвы-реки подул. У девчонки платье колоколом, а руки заняты и поправить нельзя.
Мы с Женькой даже остановились. Она дальше пошла, а мы все стоим, друг на друга смотрим.
Женька только и сказал:
— Тоже мне порода. Уши болтаются. Не то что у моего Короля.
— А ноги?
— А ноги?— задумывается Женька.— Ноги, кажется, ничего. Порода есть.
— Ты о чем?
— А ты?
Дальше мы шли молча.
…Все-таки мне не терпится поговорить с Нонкой. Сейчас она сидит и упрямо сама себя убеждает:
— Синус квадрат плюс косинус квадрат равняется единице… Рассмотрим фигуру ABC…
— Нонка?
— Ну что?
— Нонка, а что такое фигура?
Она шевелит губами, смотрит куда-то сквозь меня.
— Нонка, что такое фигура?
Она молоко к себе. Долго вкусно пьет, кивает на учебник:
— Подрастешь, узнаешь.
— Да я не об этом… Вот как у девчат…
Нонка опять за молоко. Но не пьет, а долго смотрит на меня:
— Ну и братец мне достался…
Утро. Мама ушла на работу. Тихонько щелкнула дверь.
— Тангенс плюс котангенс,— бормочет Нонка. В дверь кто-то стучит.
— Кого еще черти несут?— смотрит на меня Нонка.— Твои, наверно…
— А может быть, твои?
Мы лежим. В дверь опять стучат.
— Ну, открой же. Ведь я не причесана… Открываю. В дверях улыбается Наташа:
— Здравствуй, Алеша…
— Так… заходите… нет, постойте… Я в комнату:
— Наташа из райкома!
Нонка платье сразу в два рукава, одна рука на прическе, другая одеяло одергивает, лицом салютнула зеркалу, ноги влетели в туфли.
— Чего же ты стоишь? Приглашай! Приглашаю.
— Здравствуйте, Нонна,— говорит, осматриваясь, Наташа.— Извините, что рано. Шла мимо. Во двор зашла. Никого. Сарай на замке. А где же киностудия? Где же работа?
— Садитесь, пожалуйста,— двигаю я стульями.— Разденьтесь.
— Осторожней, там у пальто вешалка еле держится, Нонка скорее в мамину коробку с нитками:
— Давайте пальто.
Мне почему-то очень приятно, что Нонка пришивает Наташе вешалку.
На кухне еще теплый мамин чай. Сахар есть. Так. Еще что? Есть соленые огурцы. Не пойдет. Есть сырые яйца, И есть мамина чашка.
В комнате смеются. Мне слышно, как Наташа рассказывает:
— Целый день одеваюсь и раздеваюсь. Ни одна вешалка не выдержит… В райком пришла разделась… Тут звонок… Куда-то ехать… Оделась. Приехала, разделась… и так до вечера.
Нонкин голос:
— Как врач по вызову… Опять смеются.
В шкафу нашлось молоко. Значит, получается омлет. Раз яйцо, два…
На столе, на белой хрустящей скатерти горят два апельсина.
— Ставь сюда, Алеша,— командует Нонка.
За окнами с грохотом катятся колеса трамваев. Искры, кажется, бьют прямо в стекла. Мне неловко, что мы живем в подвале.
— Миленькая у вас квартирка,— говорит Наташа.
— Да,— соглашается Нонка.— Очень важно, что отдельная.
— Я бы с удовольствием пожила в такой,— говорит Наташа.
— А вы где живете?
— В общежитии. На Стромынке. У нас в девичьей комнате восемь человек и одна гитара.
— Зато весело! Наташа помешивает чай.
— Вы же в райкоме работаете. Почему же вам не дадут?— спрашивает Нонка.
Опять трамвай гневно погрозил нам своими колесами. Наташа прикрылась маминой чашкой, одни глаза видны.
— Строим еще мало… У нас в райкоме семейные. И то не просят. А мне что? Я одинокая.
— Конечно,— соглашается Нонка. Помолчала, спросила:
— А у вас, Наташа, есть кто-нибудь? И вдруг на меня:
— Алешка, посмотри керосинку. Погасил?
— Да что ты мне с керосинкой!— не выдерживаю я.— Или уж я ничего не понимаю!
— Подожди, Алеша,— усаживает меня Наташа.— Давай-ка, дружок, о наших делах.
— Ну, давайте.
— Почему же «ну»?
— Ну, это я так просто. Нонка смеется.
А Наташа говорит:
— Вывеску «Плющихфильм» повесили? Всем наобещали? Наобещали. Сейчас каникулы? Каникулы. А где же работа?
— Сценария у нас нет. А как же без сценария?
— Напишите.
— О чем?
Она вертит чашку, узор разглядывает. Я торопливо рассказываю про наши задумки о Чапаеве, о том, как он проходит по сегодняшней Москве, про двух девчонок со двора, где кинотеатр «Кадр», про их чечетку и монолог княжны Мери и вообще про женские роли.
В двери стучат. Нонка пошла открывать.
Нонка подталкивает впереди себя хмурого Мишку.
— Вот еще один киношник. Полюбуйтесь.
Он садится на кончик стула. От чая отказывается.
— Ну, тогда апельсин,— предлагает Наташа. Мишка осторожно отрывает дольку.
Я опять начал про Чапаева, про то, как он идет по нашей Москве, может быть, даже по нашей Плющихе. А в конце Плющихи высится новое гранитное здание военной академии имени Фрунзе. А в этой академии, правда, не в этом здании, когда-то учился сам Чапаев. Совсем немного, но ведь учился же!