Хорошо звучит песня в тесном сарае. Бьется она о стенки, взлетает к потолку.
Мишка дверь открыл, и бодро, задорно понеслась песня в темный двор:
Не спи, вставай, кудрявая, В цехах звеня, Страна встает со славою Навстречу дня…
Нам видно, как Гога и его дружки осторожно оттаскивают стул с играющим патефоном подальше от нашего сарая.
Утром я первым делом - к зеркалу. Рукой прикрыл свой зачес. Ничего получается. Можно стричь. Сойдет. Боком повернулся, тоже ничего. Жалко, не видно, что получится сзади. Ну, наверное, сзади как спереди.
- Ты чего там вертишься у моего зеркала? - Это сонный голос Нонки.- Ведь еще молоко на губах, а уже фасон. Все девочки на уме.
- Эх, Нонка, Нонка…
- Что, Алешка?
- Ничего-то ты не понимаешь.
- Я все понимаю. Постарше тебя. Пережила это.
- Что это?
- Ну, вот это самое.- Она высунула руку из-под одеяла, рисует что-то вроде головы и кудрей.
Что с ней говорить!
Просто не о чем с ней разговаривать.
Во дворе на скамейке - все ребята.
- Долго ты,- говорит угрюмо Женька.
- Нонка задержала.
- Чего она?
- Да хочет тоже остричься… Все советовалась. Лидочка заинтересовалась:
- Как? Совсем?
- Да как тебе сказать… Что-то там оставить, а что-то отрезать.
Лидочка успокоилась.
Женька осторожно свою шевелюру потрагивает. На нас не смотрит, все больше к Лидочке обращается:
- Вообще-то ребята… Вот возьмем древних греков.
Мы переглянулись и взяли этих «древних греков». Женька продолжает:
- У них все скульпторы, поэты там разные все с прической…
- А кто же наголо бритые?-спрашивает Лидочка.-Я в музее видела. У них много без волос.
Ну, это разные мудрецы, ученые, изобретатели - те, верно, лысые.- Подумал, уточнил: - А может, стриглись наголо… Я не знаю.
- Ты куда, Женька, гнешь?-вдруг сердится Лидочка.- Жалко волосы? Так бы и сказал сразу. А то - поэты, скульпторы… Алешка, ребята, пошли…
Мы идем. Это только так говорится: «Мы идем». А в самом деле мы передвигаемся. Скачками, как кинопленка.
У входа в парикмахерскую переминаемся. Фотографии разные и парики на витрине рассматриваем.
- Алеша,- говорит Лидочка.- Ну? Что же ты встал? Я шагнул в зал, словно в школе к врачу на уколы. Обкрутили салфеткой. В зеркале мне видно: суетится
около черненький, сухонький парикмахер, весь в белом. Над головой ножницы пробует, воздух стрижет.
- Как вас, молодой человек? Я молчу.
- Бокс? Полубокс? Полечку?
- Стригите наголо,- слышу я голос Лидочки. Ножницы застыли.
- Как вы, барышня, сказали?
- Стригите наголо. Ну, чего же ты молчишь, Алеша?
- Наголо,- подтверждаю я. Остригли.
Потом сразу Женьку и Мишку остригли. Мы ждем, пока и Леву остригут.
- Это почему же вас всех наголо?-участливо спрашивает пожилая парикмахерша, пригнув Левин затылок так, будто хочет приклеить его подбородок к груди.
В больших зеркалах нам все видно. Мы любуемся стрижеными головами, друг другу подмигиваем. Вообще-то ничего получилось.
- Это зачем же вы так? Все вдруг наголо?-опять спрашивает парикмахерша.
- В армию они идут,- серьезно говорит Лидочка. Парикмахерша губы поджала, дальше стрижет Леву
молча.
А наш черненький худенький мастер то сидел тихонько в своем кресле, одеколоны разные на себе опробывал, а тут вдруг встал, расческой по стеклянному столику постукивает:
- Кларцета Федоровна, нужно читать прессу. Между прочим, мы на салон получаем газету. Что я вам всегда говорил? Я вам говорил, что будет война.
Мы поскорее друг за другом к выходу.
На улице как-то холодно без волос. Ну, ведь это еще утро, а скоро солнце припечет. Прошли гуськом в наш двор, и скорее в сарай.
Сначала зашелестел чертеж, а потом к утренним шумам Плющихи присоединилась вся наша техника: напильники, молоток, сверло.
В общем, стараемся.
Оно бы все хорошо. Да вот поджидают нас две конические шестерни.
В дверях Славик нарисовался. Яблоко жует. Присел прямо у входа, сам себе подмигнул, задумался:
- Это вы нарочно?
- Что, Славик?
Он по затылку яблоком трет:
- Ну, волосы? Это вы нарочно?
- Так надо, Славик. Вот, давай как мужчины с мужчиной…
- Давай,- вяло соглашается Славик и нерешительно трогает свой чубчик.
Лидочка берет его на руки, осматривает мордашку, сердится:
- Ив чем это у тебя лоб?
- Где?
Она показывает. Славик искренне удивляется:
- Неужели не догадались? Ведь я же на чердак лазил. Там от гитары была штука такая с шестеренками, крысоловки разные, а ботинок на крепкой резине сколько хочешь. Пошли, посмотрим.
В дверях обозначился граф де Стась. Конечно, с персиком.
- Граф, подари персик Славику,- предлагает Лидочка. Он на аппарат засмотрелся: что означает - не слышит.
- Граф, отдай персик Славику.
Плечами пожимает. Куснул чуть персик, протягивает
Славику: г*
- Пожалуйста. А что?
В сарай Жиган заглянул. Хмурый, усталый. На нем рабочий комбинезон в масле. Жиган прямо из ночной смены. Знать, так и шел от самого завода в спецовке. Наверное, хвалился перед прохожими: вот, мол, я иду. Рабочий человек.
- Бахилю не видели?
- Нет, не видели.
Он присел на порожке, потянулся, закурил.
- Ну и устал я сегодня, ребята,- говорит Жиган. Мы молчим.
- Понимаете, цех срочное задание получил,- он помолчал, огляделся, сказал шепотом: -военный заказ.
Мы молчим.
- Всю ночь вкалывали, как черти. Мастер благодарность вынес.
Один Славик заинтересовался, на Жигана смотрит, а мы своим делом заняты.
- Устал же я,- опять вздыхает Жиган. Мы с чертежами возимся…
- Что же вы молчите?-тихо спрашивает он.- Что же вы молчите, черти лысые?
Согнулся Жиган, папироской на порожке точки делает.
- Ведь я же устал,- говорит он сам себе и потом долго молчит.
Пришел Сережка Бахиля. Жиган на него - никакого внимания. Сидит и молчит. Потом встал, подошел к столу, аппарат разглядывает. Попробовал осторожно ручку покрутить, удивился, что все вдруг завертелось, кроме обтюратора. Пальцем его потрогал, подумал, сказал:
- Сюда нужны конические шестерни.
- Сами знаем,- говорит Женька.- А где достать?
- Где?- удивился Жиган.- Сделать надо. На заводе.
Лидочка ему скорее чертеж подсовывает. Он быстро, почти без нашей помощи разобрался, где должны быть шестерни, на сколько зубцов и какого размера. Закурил, пустил дым в потолок:
- Ладно, сделаю.
- Когда?
- Дня через два. Слово - закон.
Мы смотрим на Жигана и не знаем - кричать ли нам, прыгать ли. Только Славик сказал:
- Вот мировецки!
- А для чего вы все остриглись?-спросил Жиган.- Школа требует?
Мы все ему рассказали. И про танцы, и про нашу клятву, и про то, что скоро в школу.
Он слушал, крутил головой, улыбался. Потом нахмурился, снова за папироску, дым в потолок:
- Ладно, завтра будут шестеренки.
- Ура!
- Ха-ха!
- Банзай!
- Мировецки!-Славик подставляет Жигану консервную банку.- Вот сюда пепел.
И только сейчас Жиган заметил Бахилю, на нас показывает:
- Вот, Сережка, учись. Академиком будешь. Он шагнул к дверям, оглянулся:
- Эх, и устал же я сегодня.
- Еще бы,- говорим мы,- ведь военный заказ. Иди поешь и поспи.
- Ты на правом боку спи,- советует ему Славик.-Тогда сердце не устает.
Он слабо улыбнулся, потрепал голову Славика, хотел что-то сказать, да махнул рукой, отвернулся, вышел.
- Спокойной ночи,- кричит ему вслед Славик.
Наступило утро следующего дня. День авиации. Небо такого цвета, как если капнешь синими чернилами в стакан чистой воды.
У Мишки есть один пригласительный билет на аэродром в Тушино. У нас нет ничего, кроме тонкой резинки. Этой резинкой Мишка должен послать нам свой билет обратно через цепи милиционеров. Мишка завязывает резинку на пальцах, прикидывает: