Летчик зачем-то снимает фуражку, задумчиво поправляет на ней красную звездочку, говорит строго:
- Будет.
Козырнув нам, он уходит, прихватив с собой Мишку. Я наклоняюсь к Лидочке:
- Вот он тоже говорит задумчиво, значит, по-твоему, влюблен?
- Конечно.
- В кого?
- В самолеты и в Мишкину маму. Наш двор оглашается криками:
- Лева, немедленно чай пить!
- Ларисочка, доченька, скорее домой! Папа торт принес.
- Славик, а ну-ка домой! По тебе ремень плачет!
- Алешка! -это голос Нонки.- Домой! Мы прощаемся с Лидочкой.
- Знаешь что? - говорю я задумчиво.
- Что?
- Давай всегда дружить. Мне хорошо с тобой. Она зажмурилась, крепко трясет мою руку:
- А мне с тобой ну просто очень, очень хорошо!…
***
У нас дома в гостях незнакомая женщина. Чай пьет из маминой чашки. В пепельнице окурки со следами губной помады.
- А мы аппарат закончили,- громко объявляю я. Но никто не радуется.
- Этот? - спрашивает женщина, оглядывая меня с ног до головы.
- Этот,- улыбается мама.- Разбойник мой.
Мама суетится, подливает ей чай, двигает вазочки с вареньем. Лицо у нее жалобное, как будто она что-то выпрашивает, ждет.
- Ну, что же, такой рост с базы получим. Как раз перед учебным годом.
- Спасибо, Матвеевна, спасибо,- торопится мама.- Я уж отблагодарю.
Женщина останавливает ее, говорит, что-то подсчитывая:
- Значит, тридцать первого часов в шесть утра подходи к магазину.- Она опять смотрит на меня, прикидывает: - Да, на его рост будет.
Я понимаю, о чем идет разговор. Скоро в школу, а у меня нет костюма.
- Спасибо, Матвеевна, большое спасибо,- суетится мама. И пока та в кухне надевает макинтош, мама торопливо отодвигает ящик комода, шелестит бумажкой.
- Дай ты,- шепчет она Нонке,- я не знаю как. Нонка брезгливо морщится, отказывается. Мама неумело складывает бумажку в несколько раз, виновато выходит на кухню.
Слышно, как хлопает дверь. Мама возвращается повеселевшая, садится за недопитый чай.
_ Ну вот, Алеша, будет у тебя костюм. Добрый человек помог.
_ Я бы ее в милицию,- сердится Нонка,- а ты ей взятку сунула. Жулик она. Вот кто.
Мама часто моргает, чашка дрожит у нее в руках:
- Нона, а как же быть? Парень уж жених. А в магазинах пустые полки. Как же он в школу пойдет? С заплатками?
Потом она долго молчит, пьет чай. Нонка вдруг что-то вспоминает:
- Где ты целый день гонял?
- На воздушном параде. В Тушино. А что?
- Тебя Костя спрашивал. Какую-то вещь тебе оставил. Вон на окне.
Я мигом к окну. Торопливо развертываю увесистый сверток. Ну, так и есть - кинопленка. Туго, аккуратно скрученная, она загадочно поблескивает у меня в руках. Сразу ее на свет. Рассматриваю. Этот кусок из какого-то киножурнала.
Вон спускается на воду корабль, а вот маленькие дети в яслях… Дальше смотреть не стал, скрутил ее, сунул за пазуху и к двери:
- Мама, я только на минуточку в сарай.
Долго не попадает ключ в замок. Никак не мог нащупать выключатель. Об гвоздь расцарапал руку. Наконец вспыхнул свет. Вот он, наш аппарат. Я заряжаю тяжелый моток в верхнюю бобину. Послушно вставляется гибкая пленка в фильмовый канал, и через валики попадает в нижнюю бобину. Пленка почему-то вдруг липнет к рукам, и я с трудом соображаю, что это моя кровь.
Зализал царапину, включил свет в аппарате. Прямо на стенке сарая вспыхнул ровный прямоугольник.
Вот и все. Осталось закрутить рукоятку, и на этой стене задвигаются люди, поплывут корабли, поскачет конница.
Я закрываю глаза, кручу ручку. Аппарат мерно, четко стрекочет. Открыл глаза и далее стало жутко - настене надпись: «Англия уже потеряла господство на морях…» А потом прямо на меня, покачиваясь на волнах, движется корабль. На палубе суетятся матросы. Зашевелились, нащупывая цель, орудия. И какой-то моряк быстро-быстро размахивает флажками.
Я остановил ручку, и сейчас же замер матрос с флажками.
В дверь сарая кто-то настойчиво стучит, какие-то крики. Открываю. А это Мишка, Женька, Лева. За ними встревоженная Лидочка.
- Я вижу из окна свет в сарае,- отдувается Мишка, - скорее за Левой. Думал, жулики. А он уже сам выбегает. Ты что тут делаешь?
Я молчу. А что им говорить? Разве они сами не видят? Начинаю крутить ручку, минуту все молчат, а потом поднимается такой шум, будто на Красной площади в день Первого мая.
- Это Костя пленку принес,-объясняю я, но меня никто не слушает. Мишка делает на голове стоику и отчаянно орет. Лидочка, присев, зажимает уши и пронзительно визжит. Лева и Женька вдруг схватились бороться.
В одних трусиках прибежал перепуганный Славик, за ним в сарай ворвалась его мать.
- Славик, крути ручку ты,- кричу я.- Смотрите, мама, что ваш сын сделал!
Славик осторожно крутит ручку, и на экране по каким-то горам друг за другом двигаются пограничники с собакой, а потом надпись: «Большой любовью пользуется новый душ у рабочих завода «Красный пролетарий». Какие-то голые дядьки брызгаются и смеются под струями воды.
- Не надо так быстро крутить,- слышим мы голос от двери. Это в одном халате прибежала мать графа де Стася.- Я тиски для них не пожалела,- говорит она Славикиной матери.
- Подумать только,- удивляется мать Славика,- и мой все лето без воздуха. Сарай да сарай.
Мы снова заряжаем пленку. Женька предлагает показывать кино прямо во дворе. Я бегом домой за простыней. Мама сердится, не дает:
- Какое еще там кино?
- Ну, выйдем, посмотрим,- тяну я ее и Нонку.
- Так я и пойду непричесанная,- упирается Нонка.- Выдумывает тоже.
Простыню все же дали. Кое-как мы пришпиливаем ее к забору, и вот луч аппарата прямо из сарая проколол темный двор и сразу ярко забелела простыня.
Откуда- то появился Гога из дом пять. Суетится, наводит порядок, зрителей рассаживает. Кого на скамейку, кого на кирпичи, сам уселся вместе с Лариской впереди всех, командует:
- Давайте. Можно начинать!
Я кручу ручку. И вот на моей простыне настоящее море. По нему плывут настоящие корабли…
Изо всех окон двора свесились головы жильцов. Кто-то тихонько гладит мой затылок. Оглянулся: Иван Иванович. Ему трудно стоять на костылях. Лидочка где-то стул достала, осторожно усаживает бывшего пулеметчика революции.
Рядом Ларискин отец. Стоит, хмыкает, подтяжками щелкает. Мне видно, как Гога из дом пять, будто нечаянно, по дожил руку на Ларискино плечо: увлекся, мол, фильмом. Ну, прямо все как у взрослых в настоящем кинотеатре.
Я перестал крутить аппарат, а он руку не снимает.
Зрители зашумели, засвистели, затопали. Кричат:
- Сапожник!
В общем, все как в настоящем кино.
Раз пять мы прокрутили нашу пленку, а народ не расходится, требует еще и еще. Потом все стали аппарат рассматривать.
- Так вот где колесики от кровати,- удивляется моя мама.
А это ремень от моей швейной машинки,- почему-то хмуро делает открытие мать Славика.
- Позвольте, позвольте,- близко нагибается к аппарату Ларискин отец,- да ведь это же электропатрон с нашей лестничной клетки…
Я выключаю свет. Во дворе темень.
…Хорошо засыпать на простыне, которую только что обласкало море.
С утра мы уже в сарае. Женька тонкой кисточкой разрисовывает на плотной бумаге пригласительные билеты для райкома комсомола.
Чего только не нарисовала веселая кисточка на этих билетах! Здесь и голубой луч, и сверху красная звезда, серп и молот, и даже по углам якоря. Зачем якоря - не знает даже Женька. Но, в общем, все очень красиво. На одном из билетов чернилами написали (Лидочка писала. У нее самый аккуратный почерк):
«Уважаемый товарищ Наташа!
Кино готово наше!
Приходите, когда стемнеет,
Мы все вас очень ждем».
Внизу все подписались. Славик добавил к своей подписи: 6X8 = 48.
Так. Билеты готовы. Еще чуть подсохнут и готовы.