Вспоминается… Пелагея Васильевна сегодня в новом платье.
Вошла в класс, положила на свой столик какую-то длинную бумажную трубку. (Наверное, таблица на правила грамматики.) На доску взглянула, поморщилась:
- Кто сегодня дежурный? Встает Лариса.
- Почему доска грязная?
Я пулей к доске, помогаю Ларисе вытирать.
- Спасибо,- шепчет она, когда нечаянно столкнулись наши руки.
Пелагея Васильевна к окну подошла. И долго, долго так стоит. Просто смотрит в окно, и все. Про классный журнал забыла.
Почему же она к нам не повернется?
И мы в окно смотрим. Снег идет. Лохматый, спокойный, и, наверное, теплый.
- Сейчас про капитанскую дочку будет спрашивать,- тихо толкает меня Женька.- Про метель в степи.
Осторожно на всякий случай листаю учебник.
Пелагея Васильевна все стоит и стоит к нам спиной. На ней новое платье.
Прилепились снежинки к окну, к ним другие потянулись. Очень тихо там за стеклом, очень тихо сейчас в классе.
И вдруг за спиной:
- Ребята! - Я прямо вздрогнул. - Ребята, сегодня у Пелагеи Васильевны день рождения, - уткнувшись куда-то в парту, говорит Лидочка.
Мы все косолапо захлопали. А она все стоит у окна и как будто считает снежинки. Потом подходит к своему столику, журнал листает, очень долго читает.
Мне под партами записка пришла. Читаю.
«Ничего страшного. Просто в трубке по запаху копченая колбаса».
- Ребята,- обычным голосом говорит Пелагея Васильевна,- сейчас будем писать сочинение на тему…- Она класс оглядывает:-Ну-ка, дежурный, к доске.
Лариска выскакивает. Стоит у доски, мел в руках греет.
- Тема сочинения,- диктует Пелагея Васильевна,- «За что я люблю свою Родину». Так и пиши, Лариса.
Мы сидим и пишем.
На чистом листе красиво, с нажимом вывел название темы. А дальше что писать - не знаю. Уж очень все неожиданно. Вот бы сейчас придумать первую фразу, и все пойдет хорошо.
У Женьки в тетради очень красиво смотрится название. Он тоже сидит и дальше ничего не пишет.
Да и вообще в классе все сидят и никто не пишет. Только один Гога часто макает в чернильницу и все скрипит, скрипит пером. Вот он уже прошелестел страничкой. Весь класс вздрогнул, даже как-то съежился. И опять Гога макает и скрипит. Уж очень все слышно.
А я ничего не пишу. Через окно на снег смотрю. Очень любопытные эти снежинки: к стеклу прильнут, на класс посмотрят и, наверное, от удивления тихо исчезают.
Издалека они прилетели к окну нашего класса, нашего седьмого «Б». Сколько всего они видели, пока летели? Наверно, весь наш земной шар.
А земной шар - это вроде глобуса. Где окрашено в синий цвет - там вода. Все другие цвета - земля. Красный - наш Советский Союз. Это моя Родина. Только она очень большая. И нигде, кроме Москвы, я еще и не был. Например, на Дальнем Востоке не был. Ну и что же, что не был? Но ведь я же его люблю, этот Дальний Восток. А почему же люблю, если не был и не видел?
Наверно, потому, что по нашей Плющихе однажды шагал батальон красноармейцев. И тогда услышала улица:
Дальневосточная, опора прочная,
Союз растет, растет непобедим…
Значит, моя родина - Плющиха. Здесь живет мама. Здесь моя школа вместе с Пелагеей Васильевной. У нас во дворе Иван Иванович - пулеметчик революции, здесь наш кинотеатр «Кадр», здесь все мои дружки и наш киноаппарат.
Значит, все это вместе - моя родина.
А в других странах? Там тоже есть свои улицы. Там тоже есть окошки. И в эти окошки смотрят мальчишки. И девчонки, наверное, тоже очень хорошие.
Значит, у меня есть родина и у тех мальчишек - тоже родина. Они любят свою родину, а я - свою. И все-таки моя лучше, моя главней.
А почему?
Вот так же возьмут мальчишки всех стран и спросят:
- Почему твоя лучше, почему твоя главней?
Я тогда скажу мальчишкам. Вот так встану и скажу:
- Потому, что мы - ледокол. Мы первые идем. Мы раскалываем лед. А вы все идете за нами. Ну-ка, кто из мальчишек не хочет быть первым.
- Грибков,- это голос Пелагеи Васильевны.-Скоро звонок. Когда же начнем писать?
И в самом деле уже давно пишут. Гога откинулся, отдыхает. Лампочкой любуется. У него на парте пусто.
Лидочка с Мишкой пишут. Женька рядом пыхтит. Только у меня один заголовок «За что я люблю свою Родину?»
Эх, а чего там долго выдумывать! Вот как сейчас все представил, так и напишу. Только еще про Красную площадь расскажу, про воздушный парад в Тушино…
В общем, начал со снежинок, и только добрался до Красной площади, как уже звонок.
Почему- то сегодня я ему не рад, я его даже не хочу. Так иногда бывает. Редко, но бывает.
На звонок даже злишься, если он вдруг, нахальный, никому ненужный ворвется в тишину, когда в пригороде Петербурга, на Черной речке стоят друг против друга два человека и молча поднимают пистолеты. А потом встревоженные кони, храпя, несут на Мойку карету, и в ней за бархатную обивку бессильно цепляются синие пальцы поэта.
И в это время школьный звонок. Он сейчас просто лишний.
Или вдруг зальется звонок в ту минуту, когда царь Петр I обращается к своим притихшим полкам с речью. Нервно дрожит ус Петра, прыгает щека, мнет царь в руках свою треуголку.
- Русские воины! Потом и кровью создал я вас, не жалея живота своего. Не помышляйте, что сражаетесь за Петра! Нет, вы сражаетесь за Россию!
Полки слушают, полки ощетинились штыками, полки готовы здесь, на земле Полтавщины, огнем и сталью сказать шведам «спасибо!» за то, что научили воевать. И вот полки пошли… И в это время, взглянув на часы, поплелась из своей дежурки тетя Агаша. Поплелась нажать кнопку звонка.
Дала, старая, своим звонком передышку шведам. Теперь до следующего урока истории в наших портфельчиках и ранцах.будут бряцать отточенные, готовые к бою штыки. Будут глухо стукаться друг о друга чугунные ядра и шелком шептаться свернутые русские знамена.
Вот что такое тетя Агаша со своим звонком. Она не королева, не даже министр, а взяла да и временно отложила Полтавскую битву.
На перемене спрашиваем друг друга, о чем кто писал.
Женька рассказал про Горького, про Шмидта, которых он очень любит лепить.
- А при чем же здесь тема сочинения?-горячится Гога.- Ведь тебе ясно было сказано: «За что я люблю свою Родину?» Понятно?
Женька часто моргает, на всех нас смотрит:
- Значит, ребята, я не о том написал?
- А как ты написал?-это хмуро спрашивает Мишка.
- Ну, я написал про Горького.
Вот про то, как он был на пароходе посудником и выбрасывал за борт помои. Гога смеется:
- Вот дал! Вот это дал! Тебя же про Родину спрашивают, а ты про помои. Ничего себе сравнил!
Женька опять долго моргает, рукой трогает батарейку, садится на нее, молчит и в окно смотрит.
- Подождите,- говорит Лидочка,- он же не все сказал,- она тоже батарейку тронула, поморщилась, уселась рядом с Женькой:-Ну, давай, рассказывай.
Женька слюнявит чернильные пятна на руке, сердито оттирает их о штаны, говорит как будто сам себе:
- Ну, вот значит, Горький был посудником на пароходе. Вот он выбрасывает за борт помои. А куда он смотрит, когда выбрасывает? Он в небо смотрит. Я такую скульптуру вылепил. Он так в небо глядит, словно ищет буревестника. А помои, ну, это все, что людям не нужно, их - за борт.
Женька остановился, руку запустил в зачес, на нас смотрит: мол, понимаем ли мы, о чем он говорит? Я где-то понял, но, правда, еще не до конца. В общем, про что-то интересное' рассказывает Женька.
Женька опять молчит и сам себе бормочет:
- Я пробовал Ленина лепить, да пока не получается… Глина такая же, и инструмент такой же, а вот не получается. Похож, а не Ленин. И бородка и усы - все это есть. И даже костюм с жилеткой…
Мишка тихо перебивает:
- А я про летчиков писал…
- А ты о чем?- спрашиваем мы Лидочку.
- Я даже сама не знаю… Писала и писала. Вот только звонок помешал.
- А ты, Гога?