***
…В классе у нас переполох. Готовимся ставить на сцене «Песню о купце Калашникове». Я играю самого купца, Лариска - Алену Дмитриевну, то есть мою жену. Гога - опричника Кирибеевича. Женька - Ивана Грозного. Все остальные ребята в классе - буйную ватагу опричников и толпу.
Однажды физик его удалил из класса. А жаль. Физик стал нам помогать в создании мультфильма.
В коридоре, на батарейке у окна Женька томился недолго. Открылась дверь третьего «А», и выкатился угрюмый Славик.
До конца урока они сидели рядом на батарейке, и Женька терпеливо внушал Славику, что без дисциплины жить нельзя.
Все это я видел, потому что меня послали за мелом. На минутку подсел к ним, слушаю, как оправдывается Славик.
- Когда все время хороший, то тебя никто не замечает,- зажмуривается Славик,- ну, совсем никто. А вот стоит один раз провиниться, и тебя все сразу ругают. Поняли? - спрашивает Славик.- А вот когда все время не слушаешься, а один раз послушаешься, то тебя вдруг все хвалят. Поняли?
Мы с Женькой переглядываемся: вообще в этом что-то есть.
- Зря ты физика обидел,- говорю я Женьке.- Смотри, как он стал помогать нам.
Женька сокрушенно машет рукой:
- Эх, что там толковать… Ну, исправлюсь… Пособия для его уроков нарисую.
Я вернулся в класс, слушаю физика. Он очень тихий и какой-то приятный. Всегда на нем рубашка с белоснежным воротничком. Как-то очень правильно, красиво завязан галстук. Из-под рукавов - белые манжеты. Возьмет в руки мел, очень аккуратно выписывает на доске формулы. Отойдет, полюбуется и рисует новую букву.
Нам нравится, как он начинает новый урок. Молча расставит на столе разные пособия, потом откроет журнал, достанет спичку, сломает ее и половинку подбрасывает над нашими фамилиями. На чью фамилию упадет спичка, тот выходит к доске. Выходит смело, даже весело. Ведь сейчас новый урок и сегодня отметок не ставят.
- Ну-ка, Кудрявцева, вот вам пятак, продвиньте между этими двумя булавками.
Лидочка с умным видом продвигает.
- Так,- говорит Николай Иванович,- теперь чуть подогреем пятак на спиртовке. Кто берется продвинуть?
- Я! - кричит Гога.
- Пожалуйста, продвиньте.
Гога пробует. Ничего не получается. Мы хохочем. Николай Иванович поднимает руку. В классе тихо.
- Теперь подумайте, что это означает?
- Ну, от нагревания тела расширяются,- говорит Гога.
- Почему вы слышите стук колес поезда? Гога пожимает плечами:
- Не отрегулированы, наверное…
Николай Иванович очень красиво рисует на доске стык двух железнодорожных рельсов. Между ними просвет. В верхнем углу доски шутливо изобразил улыбающееся солнце.
- Что будет, если солнце нагреет рельсы?
- Они удлинятся! - кричим мы хором.
- Правильно! А что случится, если не будет между рельсами просветов?
- Крушение,- тихо говорит Лидочка.
Класс молчит. Класс серьезно задумывается: вот тебе и простой пятачок с булавками.
Однажды Николай Иванович спросил:
- Кто из вас играл в двенадцать палочек? Класс поднял руки.
- Соберите сейчас двенадцать карандашей. Мы собрали.
Он подсчитал, лишние карандаши отложил, улыбнулся.
- Давайте честно, как вы играете.
Все карандаши он ровненько укладывает на кончик линейки, а под нее подложил ручку.
Я толкаю Женьку: вот интересно! Николай Иванович, наш учитель физики и вдруг знает про игру в двенадцать палочек?
- Кто из вас желает пройти к доске? Мы тянем руки.
- Лариса хочет? Пожалуйста. Вышла Лариса. Ежится.
- А вообще-то все тут просто,- говорит она.
- Что - просто? - спрашивает Николай Иванович.
- Ну. Это самое… Ударить, и все.
- Ударяйте, Лариса,- разрешает Николай Иванович.- Ну, смелее.
Она ударяет по концу линейки, и наши карандаши, вспорхнув, рассыпаются по столу. Нам весело.
- А что надо сделать, чтобы карандаши подлетели к потолку? - серьезно спрашивает Николай Иванович.
Прямо детский вопрос. Кто же не знает, что часть линейки, где лежат карандаши, должна быть длиннее, а по которой ударяют - короче.
Это мы объявляем хором, всем классом.
- Только ударять нужно сильнее, чем в первый раз,- говорит Женька.
Николай Иванович Женьку хвалит, радуется:
- Молодец!
Лидочка сильно ударяет, и карандаши летят в потолок.
- Почему сейчас так получилось? - спрашивает Николай Иванович.
- Рычаг,- неуверенно говорит Лидочка,
- Ну, проигрываем в силе, ну, выигрываем в расстоянии,- оглядывается на класс Лева Гоц.
- Давайте учиться рассуждать без «ну»,- говорит Николай Иванович.- Итак, начинаем знакомиться с рычагами. Великий Архимед говорил: «Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир…»
Николай Иванович приятно покашливает, старательно оттачивает кусок мела…
Все формулы, что рождаются на доске под его рукой, класс хорошо запоминает.
Сейчас он послал меня за новым куском мела, потому что старый превратился от наших рук в серый кругляк, да еще крошится.
Всегда он говорит с нами очень вежливо и очень тихо. (Однажды мы даже услышали, как тетя Агаша, шаркая галошами, шла к звонку.)
Николай Иванович (так зовут нашего физика) первым из учителей назвал нас на «вы».
Как- то накануне Октябрьских праздников мы прибивали плакат над учительской комнатой. Я стою на стремянке, а Лева подает мне гвозди. И вдруг услышал -кто-то за дверью громко ругает Николая Ивановича. А я-то и не знал, что учитель учителя может ругать.
Говорили о том, что он не придерживается методики Наркомпроса, не уважает программу. Начинает урок по-своему.
- А мне нравится, как он учит,- это спокойный голос Пелагеи Васильевны.- Он им сразу не дает уже раз кем-то съеденное. И правильно делает.
- Простите, простите, уважаемая Пелагея Васильевна, значит, все, что уже открыто, вы предлагаете открывать заново. Так сказать, изобретать деревянный велосипед? Нуте-с!
- Вы своим детям сразу дадите велосипед?
- А почему бы и нет?
- А вот как он устроен, они будут знать? И как люди пришли к мысли о создании велосипеда, ваши дети тоже будут знать?
- А зачем им ломать головы, когда есть уже готовое? Пусть они вперед смотрят.
- Ленин не так учил.
- Нуте-с, а как учил Ленин? Лева мне гвоздь тянет:
- Давай-ка,- торопит он.
Я гвоздь рассматриваю, обратно ему в руки.
- Ну-ка, выпрями,- прошу я. А сам слушаю. Опять голос Пелагеи Васильевны:
- …пусть не точно по цитате… Но мысль такая: коммунистом может стать тот, кто обогатит свою память всем, что накопило человечество.
- Простите, я про Николая Ивановича…
- Не «про», а «о» Николае Ивановиче…
В учительской громко смеются. И снова тот же мужской голос:
- Странно, странно, дорогая Пелагея Васильевна. Может быть, у вас… как это… особые симпатии… Но, понимаете, уважаемая Пелагея Васильевна, есть на свете Нарком-прос…
Тут вдруг звонок. Вбиваю гвоздь по самую шляпку.
Сидим с Левой на батарейке. Я ему рассказал, что слышал. Он молчит, думает.
- А тебе нравится Николай Иванович?
- Очень, - говорит Лева.
- Да, его все любят.
Вот такого человека обидел Женька. Даже не обидел, а просто Женька вообразил, что он не за партой, а на троне. Сташно шевелил бровями, опирался на невидимый посох и даже па меня смотрел кровожадно, шипел:
- Убью, как сына своею. Да, пусть пополнится Третьяковская галерея.
В этот самый момент Николай Иванович попросил Женьку выйти из класса.
Вечером мы сидим у Женьки дома и рисуем мультипликационный фильм. Женька изредка нас консультирует. Он очень занят: на большом листе ватмана рисует схему действия паровой машины.