- Давай уж, Клава,- просит Зина,- только у вас музыки нет.
- А вы под ладошки. Какую вам музыку?
- «Яблочко»,-просит Клава и снимает пальто.- Стелите на пол эту фанеру. Не бойтесь, не сломается.
Она встряхивает волосами, руки в бока, просит:
- Ну, давайте «Яблочко»!
- Эх, яблочко, куда ты котишься,- недружно начинаем мы. Славик ударяет в такт палкой по старому ведру, и кажется, стало получаться.
Клава сначала медленно, не спеша, отбивает такт, а потом ее ботинки стучат по фанере все быстрее, все азартнее. Вот она закинула голову и легко, чуть касаясь каблуками и носками фанеры, отбивает ногами дробь.
Мы потрясены. Женька торопливо лезет за расческой, выпускает чуть ли не сверх пальто белый воротничок рубашки.
Клава усаживается прямо на верстак, раскрасневшаяся, запыхавшаяся. Славик с интересом осматривает ее ноги.
- Ну, так…- задумывается Лева.- Чего же с вами делать?
- Оформим в штат актрисами,- предлагает Женька.
- Конечно,- соглашаемся мы. Только одна Лидочка молчит. Пожимает плечами, как-то виновато улыбается и молчит.
- О чем же у вас будет фильм? - спрашивает Зина. Мы смотрим друг на друга. Просто мы еще сами не
знаем, какую будем делать картину. - Про войну,- решает Славик.
- Про Чапаева,- говорю я.
Зина поднимает брови, внимательно на меня смотрит;
- Про Чапаева уже есть.
- А мы начнем с Москвы-реки, и пусть Чапаев переплывет реку, а потом везде ходит и смотрит, как мы живем.
- Помните, такое место в картине? - поддерживает меня Женька.- Помните, как Чапаев мечтает вместе с Петькой и Аыкой, какая у нас будет жизнь?
Женька встает, прохаживается по сараю и вдруг говорит голосом Чапаева:
- Счастливые вы… молодые, красивые… Вот война кончится, поженитесь. Работать вместе будете. А жизнь будет у нас такая… Великолепная будет жизнь. Помирать не надо…
Женька садится, долго трет лоб, сам себе тихо повторяет:
- Да… великолепная будет жизнь…
- Да,- вздыхает Мишка,- великолепная будет жизнь.- Он встает и, споткнувшись о фанеру, уходит из сарая. Следом торопится Лидочка.
- Что с ним? - спрашивает нас Зина.
- Так просто,- говорит Лева.- Отец у него был летчик.
- Разбился?
- Да нет… хуже.
- А что хуже?
- Посадили…
Слышно, как опять где-то скребется крыса и очень звонко падает на фанеру капля.
Зина калоши рассматривает, тихо спрашивает:
- Враг народа?
Мы переглядываемся, Лева плечами пожимает, тиски крутит:
- Да не враг он…
- Не враг,- говорит Женька.- Такие врагами не бывают.
- Пойдем, Зина,- зябко кутается в пальто длинная Клава.- Мне еще в аптеку надо. Отцу за лекарством.
Но Зина не уходит. Она разглядывает наш сарай, трогает аппарат, спрашивает, когда мы начнем съемку.
- Как сделаем, начнем пробу,- говорю я. Мне почему-то очень приятно ей все показывать, объяснять. Хочется, чтобы она спрашивала еще и еще.
- А сценарий?
Я рассказываю ей, с чего начнется наш фильм. Сначала плывет по Москве-реке Чапаев. Это мы будем снимать у Воробьевых гор или на Филях, где еще нет гранитных берегов. Вокруг плывущего начдива будем бросать в воду камни. Вроде как шлепаются пули.
- А потом Чапаев выходит на берег,- мечтательно продолжает Лева,-и здесь надпись: «Прошло двадцать лет…» И опять на экране Чапаев, он едет в открытой машине, смотрит на Москву.
- А где вы возьмете машину? - спрашивает Зина. Мы задумываемся.
- Он едет на велосипеде,- предполагает Славик.- А велосипед есть у Гоги.
- Славик, ты бы шел поиграть,- советую я. Он дуется, смотрит исподлобья.
- Опять, Алеша?
- Сиди, сиди,- удерживаю я Славика.
- Ну, вот,- продолжает Лева,- идет Чапаев по Москве, и встречается ему батальон красноармейцев. Чапаеву приятно видеть, какая у нас стала армия.
- А где вы возьмете батальон красноармейцев? - опять спрашивает Зина.
- Они по Плющихе часто с песнями проходят,- говорю я.
- А потом Чапаев видит в небе нашу авиацию,- рассказывает Лева.
- А авиацию где возьмете?
- На воздушном параде снимем.
- А потом Чапаев проходит по магазинам,- фантазирует Славик.- Смотрит на разные продукты, одежду.
- А где вы возьмете одежду?-интересуется Зина.
- Магазины не обязательно,- говорит Женька и хмуро косится на Славика.
- А может быть, про что-нибудь другое снимем фильм? А? - несмело предлагает Женька.
- Конечно,- смеется Зина,- ведь у вас нет ни одной женской роли. Вот хотя бы «Капитанскую дочку».
- Нет,- отвергает Лева.- Там зима была, а мы снимать начнем летом.
- И для чего вам женские роли? - вдруг говорит у меня за спиной Лидочка.
Как они с Мишкой вернулись в сарай, я не видел. Сейчас стоят в проходе, и оба предлагают снимать фильм без женских ролей. Мишка говорит об этом неуверенно, то и дело поглядывая на Лидочку. А Лидочка упрямо, настойчиво доказывает:
- Вот в «Чапаеве» всего одна женская роль. Анка-пуле-метчица. А как все здорово. Зачем же много женских ролей?
- Пожалуйста, мы можем уйти,- встает Зина. Лидочка с Мишкой посторонились.
- Подождите, товарищи…- говорю я.- Лева? Женька? Ну, ребята, что же вы молчите?
Женька шнурок на ботинке скручивает, никак не попадет в дырочку…
Лева со Славиком беседуют.
- И почему это, когда тихо, то все слышно? - интересуется Славик.
- Потому что тихо, поэтому и слышно,- объясняет Лева и тоже осматривает свои шнурки.- Ты бы лучше погулял.
- А мне разрешили до восьми,- радуется Славик.- Каникулы!
- Ну, мы пойдем,-нерешительно оглядывается Зина.- Клава, нам пора.
- А пусть они еще спляшут,- просит Славик.
- В другой раз, мальчик,- говорит Зина.- До свидания, ребята. Пойдем, Клава.
И ушли. Щелкают по фанере капли…
Лева вдруг вспомнил, что у него есть дома дела.
Женька заторопился:
- Короля выводить пора…
- Ну, и я пошел,-говорит Мишка.- Привет, Алешка. Дверь поскрипела, поскрипела, остановилась. Теперь
никого в сарае. Только Лидочка. Стоит у косяка, все также руки за спину. Ступает на фанеру, осторожно пробует ее носками, каблуками, улыбается. Пальто снимает, бросает его мне.
- А теперь смотри, глупенький…
…Фанера оказалась хорошей. Выдержала. В ушах все еще не проходит грохот каблуков. Я даже не знал, что Лидочка умеет так здорово плясать.,
Провожаю ее до дверей. На лестничной клетке темно. Лидочка шумно дышит.
- Ну, я пошла,- шепчет.- Слышишь, вон мама ходит. До завтра, Алешка.
- Подожди…
- Пока, Алеша! -и скорее звонить.
Я опять в наш сарай. Уложил фанеру на землю. Пробую. Шум есть, а вот как у Клавы, как у Лидочки не получается…
Дома Нонка не спит. На лампе полотенце. Колдует над конспектами. Оглядела меня сверху донизу, вздохнула, полезла в буфет. Молока налила, хлеб пододвигает:
- Питайся уж, горе мое.
Я питаюсь. Питаюсь и думаю.
Нонка над учебником носом водит. Уши зажала и вникает:
- Синус квадрат плюс косинус квадрат равняется единице.
А мне не до синусов. В голове все перепуталось. Хочется спросить Нонку, но боюсь, что начнет смеяться.
Как же все на свете получается: сначала Лариска… Потом Лидочка, а теперь вот Зина… Ну, просто Зинка-корзинка. Какая-то она вся… ну, наверное, таких взрослые называют «стройная». Я таких еще не видел.
Правда, как-то с Женькой шли мы по Бородинскому мосту, а впереди нас одна девчонка. Ее собака за поводок тянула, а девчонка упиралась, туфельками стучала, собаку сдерживала.
И вдруг ветер снизу, с Москвы-реки подул. Удевчонки платье колоколом, а руки заняты и поправить нельзя.
Мы с Женькой даже остановились. Она дальше пошла, а мы все стоим, друг на друга смотрим.
Женька только и сказал:
- Тоже мне порода. Уши болтаются. Не то что у моего Короля.
- А ноги?