Если смотреть в бинокль и четко его настроить - видно, как заросли тропинки. Где же вы, мальчишки и девчонки из этой школы? Или в подполах прячетесь, а может, ушли с родителями к партизанам? В одном окне что-то темное, круглое. Может быть, глобус? А что же сейчас в этой школе?
***
В классе Пелагея Васильевна спрашивает, кто и как пропел каникулы.
Гога рассказывает, как он много читал, какие он делал выписки из классиков, в каких побывал театрах и даже успел посетить какую-то выставку, где любовался чудесными полотнами.
- Какими полотнами? - спрашивает Женька.
Гога говорит, что вот так вдруг сразу ему не вспомнить. Нужно подумать.
- Так,- говорит Пелагея Васильевна,- кто еще расскажет о своих каникулах?
Встает Лариска. Она рассказывает нам, как попала на «закрытый концерт». Там сидели очень большие люди с папиной работы, и для них пел очень известный тенор.
Женька фыркает. Пелагея Васильевна хмурится.
- Так, хорошо,- говорит она, - кто еще? Класс молчит, переглядывается.
- Вот ты, Алеша? - спрашивает Пелагея Васильевна. Женька меня толкает: мол, вставай.
- А у нас, Пелагея Васильевна, чечетка на фанере была и еще одна девочка здорово читала из «Княжны Мери». А вообще мы построили киносъемочный аппарат, и у нас теперь есть пленка и сценарий. И еще, Пелагея Васильевна, Наташа из райкома письмо прислала, говорит, что нас всех примут в комсомол.
- Подожди, Алеша,- садится она за нашу парту,- какая чечетка? Какая фанера?
Тут Женька, Лидочка, Мишка. В общем, все начали в один голос. Я хочу объяснить, а они сами объясняют.
- Вот письмо, Пелагея Васильевна, почитайте!
- Ну-ка, потише, ребята,- говорит она и разворачивает письмо.
Я угадываю, где она читает. В каком месте? Вот сейчас до конца дойдет. А может быть, не все поймет? Встала, пошла к своему столу, пенсне сняла и сразу какая-то не такая. Сидит, мелом руки пачкает.
- Вот вы и выросли,- просто говорит она. Потом долго доску осматривает. А на этой доске царапин, зигзагов полно. Когда-то она была совсем новенькая, а потом мы ее мелом расчертили, замучили. Одни из нас несмело елозили, другие громко точки ставили. Сколько на ней на переменках разных карикатур рисовали. Потом тряпкой сотрем и вроде все хорошо. Правда, мел исчезает, а царапины - никогда.- Вот вы и взрослые,- повторяет Пелагея Васильевна. И крошится мел на ее все то же новое платье.- Миша,- говорит она,- давай-ка к доске.
Мишка у доски. То на нас, то на доску спокойно смотрит и выжидательно на Пелагею Васильевну.
- Пиши, Миша, пишите все: «Как я понимаю мужество?»
Мишка на носки привстал, пишет. У самой верхней планки старается.
- Большой ты, Миша, стал,- говорит Пелагея Васильевна.
Мишка молча согласился. Ждет, что дальше.
- Объясни, что написал?
- Значит, так,- начинает Мишка,- ну, мужество - это, значит, когда тебе очень трудно, а ты…
И замолчал наш Мишка.
- Прололжай, Миша…
- Значит, ни слез и ничего. Так?
Она молчит.
- Ну, вот, значит,- продолжает Мишка,- ни слез и ничего… такого.
- Можно дополнить,-вдруг тянет руку Гога.
- Пожалуйста, Гога.
Он встает, отряхивается:
- В общем, мужество - это как в Древнем Риме. Там был такой Муций Сцеволла. Он руку в огонь сунул, а тайну не выдал. Или еще, Пелагея Васильева, вот как спартанцы. Одному лисенок живот выгрыз, а он все стоял и терпел.
Гога сел.
- Мужество от слова - мужчина. Правильно, Пелагея Васильевна? - ерзает Лариска.
И кто меня дернул - сам не знаю:
- Слушай, ты, Сцеволла, когда с крыши снег брссали, где ты был? Тебя же звали, тебе кричали?
- Я не слышал…
- Конечно, он не слышал - говорит Лариска,- ведь высоко же…
- Врет! Слышал!
- Тихо, ребята,- встает Пелагея Васильевна.
- Мы тихо.
- Завтра вас принимают в комсомол.
ЭХ, МИШКА, МИШКА…
- Нy-ка, Нонка, пожалуйста, рубашку.
- А я что тебе, обязана?
- Нy-ка, Нонка, пожалуйста, самую лучшую.
- Грей утюг сам. Я тебе не обязана.
- Нонночка, нас принимают в комсомол,,,
- Всех?
- Нонночка, конечно, всех.
- Давай воды и прыскай…
Прыскаю.
- А брюки?
- Вот тебе, Нонночка, и брюки.
- Горе мое…
Я соглашаюсь.
Во дворе, на нашей скамейке - Первое мая.
Все наглаженные, все красивые, все какие-то весенние.
- Нy, пошли,- оглядев нас, говорит Лева.
- А я? - спрашивает Славик. Как то мы его не заметили.
- Дай руку, Славик.
Все вместе мы идем в наш райком комсомола. В наш Киевский райком. К Наташе.
Гога спотыкается, запоминает:
- Кого в комсомол принимают? Значит, так… Самых стойких…
Мы идем.
- А меня в тапочках пустят? - спрашивает Славик.
- Впустят, Славик.
Вот и наш райком. Сияет у входа стеклянная табличка,
И коридоре, гулко и прохладно.
- Какая дверь? -шепчет Мишка.
Мы на свою дверь показываем. Там, где Наташа. Лидочка тянет куда-то влево, в глубь коридора.
- Вон там,- говорит она.
Из большой двери какой-то парень вышел. Хмуро прошел мимо, на нас не глянул.
И вдруг из двери наша Наташа. Засуетилась, всем воротнички поправила, а Мишку поцеловала:
- Сейчас вас принимать будут,- рукой «рот фронт» делает,-ну, мальчишки?
Мы тоже делаем «рот фронт».
Она за дверью скрылась. Мы себя оглядываем. Лидочка Мишкин воротничок пришлепала. Дверь открылась:
- Товарищ Грибков.
Никто, никогда меня так не называл.
- Товарищ Грибков! - говорит какая-то вся в белом девушка.- Пожалуйста.
Ребята подталкивают: иди же. Иду.
- Садись, товарищ Грибков. А куда садиться? Куда-то сел.
- Как у тебя с социальным происхождением?
- Ничего,- говорю я.
Они бумаги листают. Наташа мне улыбается.
Дверь открылась, вошел тот хмурый, усаживается почти в середине, рукава рубашки засучивает.
Наташа ему бумаги подсовывает. Он согнулся, головой поводил, потом на меня смотрит:
- Пусть расскажет биографию.
- Давай, Алеша,- кивает Наташа,- рассказывай. Я рассказываю.
- Так,- говорит хмурый.- Ну, а что такое нэп?
- Новая экономическая политика.
- Хорошо.
Он еще думает, а я на Наташу смотрю. Она рот за ладошкой спрятала, подмаргивает.
Какая- то девушка на всех смотрит, тихо говорит:
- Вот Наташа их всех знает.
- Я знаю этих ребят,- встает Наташа,- Алешу, Леву, Мишу, да они сейчас все сами за дверью. Позвать?
- Да нет, зачем, Наташа,- говорит который в самой середине. Из-за стола выходит и мне руку: - Поздравляю вас, товарищ Грибков. Вы теперь комсомолец. Да держи же крепче билет.
- Спасибо,- говорю я. Все смеются.
- Кто там следующий,- говорит хмурый,- пригласите. Я дверь нашел.
- Ну, как? - спрашивают ребята.
- Вот!
Все билет рассматривают.
- Товарищ Кудрявцева,- приглашает Лидочку девушка в белом.
Ушла Лидочка.
Мы даже мой билет не успели рассмотреть, как уже пошел по рукам Лидочкин.
- Ой, мальчики,- смеется она,- ну, дайте же!
Снова дверь открылась. Вышел тот хмурый, заторопился по коридору.
- Товарищ Жаров,- объявляет в дверях девушка,- Пожалуйста.
Пошел наш Мишка. Потом тот хмурый обратно прошел. Дверью хлопнул. А она отошла, и нам все слышно:
- Расскажи биографию.
Мишка рассказывает.
- А где отец?
Тихо там. Стулья поскрипывают. Голос Наташи:
- У него не родной отец.
- Так это не родной отец? Ну, чего же ты молчишь? Так бы сразу и сказал.
Там долго очень тихо.