Выбрать главу

Если смотреть в бинокль и четко его настроить - видно, как заросли тропинки. Где же вы, мальчишки и девчонки из этой школы? Или в подполах прячетесь, а может, ушли с родителями к партизанам? В одном окне что-то темное, круглое. Может быть, глобус? А что же сейчас в этой школе?

***

В классе Пелагея Васильевна спрашивает, кто и как пропел каникулы.

Гога рассказывает, как он много читал, какие он делал выписки из классиков, в каких побывал театрах и даже успел посетить какую-то выставку, где любовался чудесными полотнами.

- Какими полотнами? - спрашивает Женька.

Гога говорит, что вот так вдруг сразу ему не вспомнить. Нужно подумать.

- Так,- говорит Пелагея Васильевна,- кто еще расскажет о своих каникулах?

Встает Лариска. Она рассказывает нам, как попала на «закрытый концерт». Там сидели очень большие люди с папиной работы, и для них пел очень известный тенор.

Женька фыркает. Пелагея Васильевна хмурится.

- Так, хорошо,- говорит она, - кто еще? Класс молчит, переглядывается.

- Вот ты, Алеша? - спрашивает Пелагея Васильевна. Женька меня толкает: мол, вставай.

- А у нас, Пелагея Васильевна, чечетка на фанере была и еще одна девочка здорово читала из «Княжны Мери». А вообще мы построили киносъемочный аппарат, и у нас теперь есть пленка и сценарий. И еще, Пелагея Васильевна, Наташа из райкома письмо прислала, говорит, что нас всех примут в комсомол.

- Подожди, Алеша,- садится она за нашу парту,- какая чечетка? Какая фанера?

Тут Женька, Лидочка, Мишка. В общем, все начали в один голос. Я хочу объяснить, а они сами объясняют.

- Вот письмо, Пелагея Васильевна, почитайте!

- Ну-ка, потише, ребята,- говорит она и разворачивает письмо.

Я угадываю, где она читает. В каком месте? Вот сейчас до конца дойдет. А может быть, не все поймет? Встала, пошла к своему столу, пенсне сняла и сразу какая-то не такая. Сидит, мелом руки пачкает.

- Вот вы и выросли,- просто говорит она. Потом долго доску осматривает. А на этой доске царапин, зигзагов полно. Когда-то она была совсем новенькая, а потом мы ее мелом расчертили, замучили. Одни из нас несмело елозили, другие громко точки ставили. Сколько на ней на переменках разных карикатур рисовали. Потом тряпкой сотрем и вроде все хорошо. Правда, мел исчезает, а царапины - никогда.- Вот вы и взрослые,- повторяет Пелагея Васильевна. И крошится мел на ее все то же новое платье.- Миша,- говорит она,- давай-ка к доске.

Мишка у доски. То на нас, то на доску спокойно смотрит и выжидательно на Пелагею Васильевну.

- Пиши, Миша, пишите все: «Как я понимаю мужество?»

Мишка на носки привстал, пишет. У самой верхней планки старается.

- Большой ты, Миша, стал,- говорит Пелагея Васильевна.

Мишка молча согласился. Ждет, что дальше.

- Объясни, что написал?

- Значит, так,- начинает Мишка,- ну, мужество - это, значит, когда тебе очень трудно, а ты…

И замолчал наш Мишка.

- Прололжай, Миша…

- Значит, ни слез и ничего. Так?

Она молчит.

- Ну, вот, значит,- продолжает Мишка,- ни слез и ничего… такого.

- Можно дополнить,-вдруг тянет руку Гога.

- Пожалуйста, Гога.

Он встает, отряхивается:

- В общем, мужество - это как в Древнем Риме. Там был такой Муций Сцеволла. Он руку в огонь сунул, а тайну не выдал. Или еще, Пелагея Васильева, вот как спартанцы. Одному лисенок живот выгрыз, а он все стоял и терпел.

Гога сел.

- Мужество от слова - мужчина. Правильно, Пелагея Васильевна? - ерзает Лариска.

И кто меня дернул - сам не знаю:

- Слушай, ты, Сцеволла, когда с крыши снег брссали, где ты был? Тебя же звали, тебе кричали?

- Я не слышал…

- Конечно, он не слышал - говорит Лариска,- ведь высоко же…

- Врет! Слышал!

- Тихо, ребята,- встает Пелагея Васильевна.

- Мы тихо.

- Завтра вас принимают в комсомол.

ЭХ, МИШКА, МИШКА…

Завтра нас принимают в комсомол.

- Нy-ка, Нонка, пожалуйста, рубашку.

- А я что тебе, обязана?

- Нy-ка, Нонка, пожалуйста, самую лучшую.

- Грей утюг сам. Я тебе не обязана.

- Нонночка, нас принимают в комсомол,,,

- Всех?

- Нонночка, конечно, всех.

- Давай воды и прыскай…

Прыскаю.

- А брюки?

- Вот тебе, Нонночка, и брюки.

- Горе мое…

Я соглашаюсь.

Во дворе, на нашей скамейке - Первое мая.

Все наглаженные, все красивые, все какие-то весенние.

- Нy, пошли,- оглядев нас, говорит Лева.

- А я? - спрашивает Славик. Как то мы его не заметили.

- Дай руку, Славик.

Все вместе мы идем в наш райком комсомола. В наш Киевский райком. К Наташе.

Гога спотыкается, запоминает:

- Кого в комсомол принимают? Значит, так… Самых стойких…

Мы идем.

- А меня в тапочках пустят? - спрашивает Славик.

- Впустят, Славик.

Вот и наш райком. Сияет у входа стеклянная табличка,

И коридоре, гулко и прохладно.

- Какая дверь? -шепчет Мишка.

Мы на свою дверь показываем. Там, где Наташа. Лидочка тянет куда-то влево, в глубь коридора.

- Вон там,- говорит она.

Из большой двери какой-то парень вышел. Хмуро прошел мимо, на нас не глянул.

И вдруг из двери наша Наташа. Засуетилась, всем воротнички поправила, а Мишку поцеловала:

- Сейчас вас принимать будут,- рукой «рот фронт» делает,-ну, мальчишки?

Мы тоже делаем «рот фронт».

Она за дверью скрылась. Мы себя оглядываем. Лидочка Мишкин воротничок пришлепала. Дверь открылась:

- Товарищ Грибков.

Никто, никогда меня так не называл.

- Товарищ Грибков! - говорит какая-то вся в белом девушка.- Пожалуйста.

Ребята подталкивают: иди же. Иду.

Длинный стол. За ним люди.

- Садись, товарищ Грибков. А куда садиться? Куда-то сел.

- Как у тебя с социальным происхождением?

- Ничего,- говорю я.

Они бумаги листают. Наташа мне улыбается.

Дверь открылась, вошел тот хмурый, усаживается почти в середине, рукава рубашки засучивает.

Наташа ему бумаги подсовывает. Он согнулся, головой поводил, потом на меня смотрит:

- Пусть расскажет биографию.

- Давай, Алеша,- кивает Наташа,- рассказывай. Я рассказываю.

- Так,- говорит хмурый.- Ну, а что такое нэп?

- Новая экономическая политика.

- Хорошо.

Он еще думает, а я на Наташу смотрю. Она рот за ладошкой спрятала, подмаргивает.

Какая- то девушка на всех смотрит, тихо говорит:

- Вот Наташа их всех знает.

- Я знаю этих ребят,- встает Наташа,- Алешу, Леву, Мишу, да они сейчас все сами за дверью. Позвать?

- Да нет, зачем, Наташа,- говорит который в самой середине. Из-за стола выходит и мне руку: - Поздравляю вас, товарищ Грибков. Вы теперь комсомолец. Да держи же крепче билет.

- Спасибо,- говорю я. Все смеются.

- Кто там следующий,- говорит хмурый,- пригласите. Я дверь нашел.

- Ну, как? - спрашивают ребята.

- Вот!

Все билет рассматривают.

- Товарищ Кудрявцева,- приглашает Лидочку девушка в белом.

Ушла Лидочка.

Мы даже мой билет не успели рассмотреть, как уже пошел по рукам Лидочкин.

- Ой, мальчики,- смеется она,- ну, дайте же!

Снова дверь открылась. Вышел тот хмурый, заторопился по коридору.

- Товарищ Жаров,- объявляет в дверях девушка,- Пожалуйста.

Пошел наш Мишка. Потом тот хмурый обратно прошел. Дверью хлопнул. А она отошла, и нам все слышно:

- Расскажи биографию.

Мишка рассказывает.

- А где отец?

Тихо там. Стулья поскрипывают. Голос Наташи:

- У него не родной отец.

- Так это не родной отец? Ну, чего же ты молчишь? Так бы сразу и сказал.

Там долго очень тихо.