Дело сделано. Можно передохнуть и осмотреть добычу. Сегодня везет! В ладони лежит кое-что получше, чем щепки - добротной ковки гвоздь, пусть и слегка проржавевший. Судя по форме, его изготовили для крепления лошадиной подковы. Вероятно, он вывалился из копыта или, отслужив свое, был выброшен, а после найден и использован при очередном ремонте табурета.
Гвоздь! В умелых пальцах этот маленький кусочек железа может открыть почти любой из ныне существующих замков. Необходимо только придать заготовке форму кочерги и получится неплохая отмычка.
Чтобы исполнить задуманное, я вставляю гвоздь в узкую щель между камнями. Подняв ножку от табурета, крепко прижимаю ее к оставшейся торчать наружу половинке ухналя и аккуратно надавливаю обеими руками. Давай-давай, парень, ты сможешь! Риск велик. Частенько при подобных действиях, гвозди не гнутся, а ломаются.
"Ночью в небе звезд - благодать, только ни одну не сорвать..."
С готовой отмычкой и довольным блеском в глазах, подступаю к замку.
Нужно нащупать спрятанную внутри лапку, которую удерживает пружина. Если мягко нажать на рычаг, железная пасть разомкнет зубы, и останется лишь посильнее толкнуть плечом решетку. Все это я делаю быстрее, чем торопящийся домой священник читает двухстрофный кондак: "Отец небесный, полный любви к роду людскому, милостив, милостив, милостив будь к нам, над миром царящий и всеприемлющий..."
И вот, натянув рубашку, я легко бегу по каменным кишкам замка. Шершавый пол холодит босые ступни.
Выход из подземелья закрывает обитая железом дверь. Останавливаюсь, напрягая слух. Снаружи доносятся приглушенные мужские голоса. Беседуют двое.
- Вот же простофиля! - смеется обладатель низкого баритона.
- Надобно было сказать ему, - откликается заносистый тенор, - что по весне молодой Роберт гостил в Велиозере и никак не мог очутиться у Антаресского тракта.
- Зачем? На всякого дурака - не напасешься языка. Тэн Инграм для каждого деревенского недотепы найдет два увесистых довода: левый и правый!
- Что-то мэтр совсем заработался... Ночь уже, а его до сих пор нет.
- Коли скучаешь, сходи навести! - баритон кашляет и бранится.
Не дожидаясь развязки, я тихонько стучу по двери и быстро отпрыгиваю в крошечный, темный закуток под лестницей.
Тотчас слышится короткая возня. Стражники неохотно поднимаются на ноги, гремя ключами и переругиваясь. Долговязый парень отперает замок и удивленно кричит в полутьму узилища:
- Это вы, мэтр Марддин?
- Легок на помине, - произносит высоким тенором худощавый напарник верзилы, с трудом выглядывая из-за его спины. - А где мэтр?
- Никого не вижу, - дылда растерянно шарит глазами.
- Кто-то ведь постучал.
- Да мало ли... Крысы грохочут, наверное...
В голосе долговязого сквозит легкая досада. Он захлопывает дверь, но почему-то не запирает ее. Выбравшись из укрытия, я поднимаю с пола небольшой камень. Швырнув его в железную обшивку, снова ныряю под покров спасительного мрака.
На этот раз дылда мигом врывается в подземелье, угрожающе выставив перед собой копье:
- Кто здесь?! Покажись!
Он быстро спускается по ступенькам и замирает почти напротив меня. Как тут не вспомнить слова святого старца: "При всяком малейшем деле и начинании дела, когда ступаешь по ровному месту или по ухабистой дороге - всегда взывай к Отцу о помощи, иначе не будет благополучия". Кажется, сейчас самое время узнать, кто из нас сумел перекричать другого, обращаясь к Всевышнему.
Худосочный приятель верзилы топчется наверху, выставив перед собой чадящий факел:
- Есть тут живые?
- О чем ты, Росас? - долговязый плюет под ноги и медленно направляется к нему.
- Так снова ж полнолуние. Духи бродят. Слыхал, что Феррекс сказывал?
- Пить надо меньше!
- Трезвым был. Как мы с тобой. Я у Морриса потом спрашивал. Китс тоже видал.
- Кого?
Росас взволнованно понижает голос:
- Белого висельника. Отец Елеазар перед причастием про него упомянул. Мол, глаз у духа нет, на шее - табличка, говорить не могет, только сипит. Кого коснется, тот падет замертво.
- Значит так, - решительно заявляет баритон. - Ты пока здесь карауль, а я дойду до башни и позову священника. Пущай дверь окропит что ли, молитву прочтет. Мы супротив призраков воевать не нанимались.
Он уходит, а Росас, закрепив факел в настенном держателе, устало опирается спиной на косяк. Из укрытия мне хорошо видно фигуру сонного охранника и кусочек звездного неба слева от него.
Сердце колотится, как сумасшедшее. Воля! Она совсем близко. Пускай в заточенье сидят красотки, ожидая благородных спасителей. Мужчине по силам самому позаботиться о себе. Свобода манит, ее ласки полны почти материнской нежности, легкий шепот приятнее лучшей музыки, медовый запах возбуждает сильнее, чем изысканные ароматы из разноцветных флаконов.
Напрягши связки, я издаю зловещий хриплый сип. Стражник подпрыгивает, точно ужаленный. Пока он раздумывает, что делать, из заполненной тьмой ниши высовывается моя левая рука в закатанном до середины запястья белом рукаве.
Клянусь, я ожидал, что худощавый охранник завопит и кинется прочь. В крайнем случае, попробует напасть на меня. Однако он не делает ни того, ни другого. Росас пошатывается, как-то странно икает и, потеряв сознание, грузно оседает на землю.
Внутри каждого живет страх. Он есть и у меня. Я боюсь оглохнуть и не услышать больше ни величественных раскатов церковного органа, ни лютни бродячего музыканта, ни дудки пастуха. Однако бесплотный дух вряд ли смог бы меня напугать.
Крадучись, я приближаюсь к выходу из тюрьмы, гашу факел и обшариваю лишившегося чувств охранника. Мне приглянулись его сапоги, короткий суконный плащ и пояс с оружием. Пусть меч останется с хозяином, а вот нож, изготовленный из отслужившей свое косы, думаю, не прочь составить компанию новому владельцу. Такие клинки, частенько именуемые косенками, имеют темноватое лезвие и некрасивы на вид, однако после должной обработки - ковки или шлифовки - режут прекрасно, как ни один роскошный, богато украшенный кинжал.
"Только мы с ножом по двору идем, только мы с ножом на дело идем..."
Поразительно, но никто не мешает мне грабить и облачаться в чужой наряд. Эта часть замкового двора пустует. Зато у восточной стены толпятся люди, гремит музыка, сияет множество светильников. Думаю, там проходит разгульный пир, посвященный долгожданной встрече депутата Валтуйского и его избранницы. Предпочту уклониться от посещения столь значимого для местных жителей праздника.
Вам доводилось слышать мнение, будто ночь срывает маски? Когда человек неосознанно стремится держаться в полосах света, он может смело считать себя честным и добропорядочным гражданином. Тот же, кто без страха ныряет в густую тьму, явно нечист на руку. Мне доставляет удовольствие растворяться в предрассветном сумраке, вжимаясь в стены домов, идти так тихо, чтобы не услыхали даже цепные псы, танцевать с ветром, прячущим мой запах от самых чутких носов.