– рассказывал Киш бен-Авиэйл.
По правую руку от него сидел отец Ахиноам. Всю эту зиму он болел, но сегодня велел привести себя на праздник. По левую руку от Киша расположился его двоюродный брат Авнер бен-Нер. Непривычно тихий, поглаживая горбатую переносицу, он слушал Киша и других старцев. Дальше, вправо и влево возлежали на постеленных на земле шкурах Шаул, его сыновья и остальные люди из рода Матри, жители Гив’ы и гости короля других племён иврим. Женщины сегодня сидели рядом с мужьями также, как и старшие дети – все в лучших одеждах, тихие, задумчивые.
– Выходишь ты в месяц колосьев. И будет: когда введёт тебя Господь в землю кнаанеев, хитти, эмори, хивви и йевусеев, – которую Он клялся отцам твоим дать тебе, землю, текущую молоком и мёдом, – то совершай это служение в этот месяц. Семь дней ешь опресноки, а в день седьмой – праздник Господу,
– говорил Киш бен-Авиэйл.
Шаул наклонился к уху Ахиноам, шепнул:
– Не печалься, я уверен, что сын наш справляет Песах там, в Египте.
Ахиноам кивнула и улыбнулась мужу.
Биньяминиты и их гости запели благословение, которое произнёс Йеѓошуа бин-Нун после завоевания Кнаана:
– Благодарим тебя, Превечный, Бог наш, за то, что Ты дал в наследие отцам нашим эту прекрасную землю!
Пели старинные гимны каждого племени. Дети засыпали на коленях у взрослых, матери относили их домой, возвращались и присоединялись к поющим. Время давно перешло за полночь, а беседы продолжались. Праздник дал людям возможность говорить, и они не могли остановиться. Говорили о том, каким должно быть королевство иврим, как нужно исполнить веление Божье – стать хозяевами в Кнаане.
Шаул слушал, улыбался и думал, насколько изменились люди. А ведь судья и пророк обещал только ему: «Станешь другим человеком»!
– Теперь забудь, что иврим вышли из рабства, – сказал Шаулу отец, когда тот пришёл прощаться перед возвращением в военный стан. Шаул понял: сейчас Киш заговорит о возвращении филистимлян.
Все праздничные дни Шаул старался не думать о неизбежной встрече с завоевателями, о том, как вернётся с побережья отряд в железных кольчугах, как он, король, придёт представляться их военачальнику... А что если филистимлянин начнёт смеяться: «У иврим – король?!»
– Тебе придется многое стерпеть, – сказал старый Киш, обнимая сына. – Нельзя, чтобы первый король иврим оказался последним.
Отряды Шаула и Йонатана верхом на мулах возвращались в свои станы. Слушая разговоры, Шаул не переставал удивляться тому, как легко люди оставили дома и возвращаются к военным заботам. Едущий рядом Авнер бен-Нер рассказывал, что из надела Шимона сообщили, будто на его границах одно из самых многочисленных племён Амалека уже образовало царство во главе со свирепым вождём Агагом. Агаг с каждым днём укрепляет свою власть, под его начало переходит всё больше кочевников из других племён Амалека, и набеги их верблюжьей кавалерии на поселения племён Йеѓуды и Шимона отражать становится всё труднее. Недавно Агаг поджёг поля у самой Беэр-Шевы.
Шаул разрешил Авнеру бен-Неру готовить поход на кочевников, но про себя подумал, что не сделает ни шагу, пока не прояснятся отношения с Филистией. Да и Шмуэль, судья и пророк, должен дать благословение на войну с амалекитянами.
Когда же он приедет в стан, Шмуэль!
На окраине Гив’ы отряд поднялся на пригорок и увидел в середине долины военный стан филистимлян. За оградой работали оставленные до возращения хозяев с побережья слуги из иврим: чинили колесницы, кормили лошадей, очищали колодец. У входа в стан висел филистимский флаг с двойной секирой на фоне моря.
Первыми выехали на пригорок Шаул и Авнер бен-Нер. Остановились. И вдруг из-за их спин послышался мальчишеский голос:
– Король, прикажи убрать эту нечисть со Святой земли!
Шаул и Авнер обернулись.
– Потерпи, Рыжий, – ответил король Шаул. – Ещё придёт такое время.
Авнер тронул пятками мула. Вскоре они увидели стан Йонатана.
– Тебе туда, Иоав бен-Цруя, – показал рукой Авнер бен-Нер.
– Знаю! – огрызнулся Рыжий и присоединился к солдатам, направившим мулов к стану Йонатана.
В лагере короля дожидался человек из племени Эфраима, чтобы спросить, что делать с большим выкупом за пленных.
– Но ведь Совет старейшин племён решил, что весь выкуп пойдёт филистимлянам в уплату дани за этот год, – удивился Шаул.
– Да где они, филистимляне, – засмеялся посланец из Эфраима. – Что же нам искать их, чтобы отдать серебро и золото?
– Нет, – покачал головой король Шаул. – Если филистимляне ещё полгода не вернутся, пустим этот выкуп на армию. Пошлём нанять кузнецов в Ашшуре и ещё много чего сделаем – вон Авнер бен-Нер может рассказать.
Всем понравилось решение короля подождать, не везти дань на побережье.
Предположение Шаула оказалось правильным. Филистимляне ушли к себе на побережье совсем не на праздники, как считали многие в Кнаане. Причина была в том, что на подвластном Филистии острове Элише начался бунт. Весной, едва море успокоилось, вместо кораблей с данью с Элиши прорвался филистимский однопалубный корабль и привёз такие новости: наместник убит, военный лагерь разгромлен, обоз с собранной данью разграблен, а новый правитель острова объявил о присоединении Элиши к Финикийскому военному союзу и уже получил от него помощь флотом и оружием. Не дожидаясь, пока бунт перекинется на другие подвластные Филистии земли, басилевс заключил со всеми серенами союз для похода на строптивый остров Элишу и назначил во главе объединённого войска правителя города Экрона – опытного военачальника по имени Питтак. Из общей храмовой казны Филистия выделила золото на постройку и оснащение новых кораблей. Кормчие и воины, готовясь к походу, запасали оружие и продовольствие.
К лету приготовления закончились, басилевс велел отозвать солдат изо всех лагерей в Кнаане, велев командирам по пути отбирать у местного населения продукты и металлы, необходимые для похода на Элишу. Отряды возвращались на побережье, нагруженные данью с разорённых селений кнаанеев и иврим.
Ранним утром женщины и дети в венках и белых одеждах, поддерживая стариков и больных, направились в порт провожать воинов. Корабли покачивались у причала. Берег был прибран и украшен, отовсюду слышалось пение, смех, пожелания победы. Ворота храма главного божества с этой минуты оставались открытыми до конца войны – так требовал обычай.
Прибыв в гавань Элиши ночью, Питтак уже утром отправил на штурм Китима – главного города острова – сразу всё филистимское войско под командованием Фихола и молодого серена города Гата Ахиша. Китимцы закрыли крепостные ворота, поднялись на крепостную стену и, бросая оттуда камни и бронзовые ядра, отразили атаку, убив и покалечив десятки филистимлян. Отряды Фихола и Ахиша отошли ни с чем.
Так продолжалось несколько дней; штурм Китима приносил филистимлянам только новые потери. Осмелев, осаждённые провели вылазку за крепостную стену, но были разгромлены, налетев на стену филистимской тяжёлой пехоты и лучников.
Особо отличился в этом бою великан по имени Голиаф. С рёвом выскочил он из-за скалы, размахивая железной оглоблей, к концу которой была привязана зажжённая пакля. Одетый в железные доспехи, да ещё и прикрываясь огромным щитом, Голиаф был неуязвим для дротиков и стрел китимцев и начал поджигать их лошадям хвосты, а затем и сами повозки. Его ликующий вопль смешался с криками выскакивающих из горящих колесниц китимцев, которых тут же добивали филистимляне.
На следующий день противники оставались на своих местах, так как прорицатели обеих сторон обещали победу тому, кто будет в этот день обороняться.
А ночью на Элише высадилась армия финикийцев из города Цора.
На рассвете Фихол и Ахиш приказали построить войско для решительной атаки. Если бы они знали, что армия противника ночью удвоилась, и во главе её стоит уже не правитель Китима, а опытнейший цорский военачальник! Филистимская армия едва приблизилась к крепостным воротам, как попала под мощную контратаку спрятавшихся за валом финикийцев. Тут же ворота города открылись, и китимская пехота, присоединившись к союзникам, набросилась на растерявшихся от неожиданности филистимлян.