На границе наделов племён Биньямина и Эфраима они попали в густой лес и заблудились. Шли от дерева к дереву, вглядываясь в траву и камни под ногами. Место было совершенно незнакомое.
Вдруг Шаул заметил поблизости малорослого оленя-самца с загнутыми к спине рогами. Не отрывая от него взгляда, Шаул наощупь размотал верёвку пращи у себя на поясе и ногой подтянул круглый камень, сделав знак слуге не шевелиться. И тут олень подпрыгнул и повалился на бок. Из шеи у него торчала большая стрела, вдоль её древка била струя крови.
– Попал! – закричал детский голос, и из кустов к оленю кинулся мальчик лет пяти.– Попал!
Несколько секунд Шаул и слуга наблюдали за мальчиком, потом Иосиф из-за своего дерева спросил:
– Как же ты в него попал?
Мальчик сходу перепрыгнул через тушу оленя и исчез в кустах. Тут же его голос послышался уже из-за спин Шаула и Иосифа:
– Стойте на месте, а то мы вас всех перестреляем!
– Ладно, стоим, – сказал Шаул и засмеялся.
Послышался долгий кашель, потом стариковский голос сказал из кустов:
– Иврим, Богом прошу, идите своей дорогой.
Шаул вышел из-за дерева, подошёл к оленьей туше и сел около неё на землю. Громко приказал:
– А ну-ка идите сюда и ты, старый, и ты, мальчик.
Из кустов опять послышался кашель.
– Перестаньте трусить, – сказал Шаул. – Идите сюда и объясните, как нам выйти из этого леса.
Кашель продолжался ещё минуту, потом на поляне появился тот же мальчик, ведя за руку слепого старика крепкого телосложения с обезображенным лицом. Шаулу и его слуге не раз приходилось видеть людей, спасшихся после пожара, но оба они отвели глаза от человека, у которого не разобрать было, где рот, где нос, и даже на кулаке, зажавшем тяжёлый охотничий нож, будто никогда не было кожи. Зато худой и грязный мальчишка был очень симпатичным, хотя изо всех сил старался хмурить брови и делать страшные глаза.
– Мир тебе! – приветствовал слепца Шаул. – Меня зовут Шаул бен-Киш, я из Гив’ы, из рода Матри. А это – Иосиф, мой слуга.
– Славный род, – сказал слепец, присаживаясь на траву. – И воины у вас в Гив’е хорошие.
Он закашлялся. Мальчик, всё время державший слепца за руку, с восхищением смотрел на Шаула.
– Вы из надела Йеѓуды? – спросил Иосиф.
– Верно, – кивнул старик. – Я – Иорам бен-Хецрон из Эйн-Шемеша
– Хецрон? Это у которого стельную корову в прошлом году медведь загрыз? – спросил Иосиф.
– Кончился род Хецрона, – слепец закашлялся. – Вот как гарь глубоко в человека проходит, год уже так давлюсь.
– Филистимляне? – спросил Шаул.
Слепец кивнул.
– У нас в Гив’е они таких пожаров не устраивали, – удивился Иосиф.
– Гив’а большая, – заметил слепец. – А нашим где было против филистимских мечей! Их солдаты быстро всех перекололи.
– Всех? – переспросил Шаул.
– Кроме вот его, внука моего, Михи. Спрятался он. Я с охоты вернулся, стал звать, только он один откуда-то выполз. Больше никто не отозвался. Бросились с ним дом тушить, я и не заметил, как борода занялась.
Он опять закашлялся.
– Как же вы живёте?
– Так и живём. Уже целый год.
– На людях всё-таки легче, – рассуждал Иосиф. – Хоть место бы поменяли.
– Больного где ни положи – ему всё равно больно.
– Прибились бы к кому.
– И без нас полно нищих, не только здесь филистимляне прошли. Кому мы нужны! Не работники ведь... Так вот и живём, – он засмеялся. – Учу внука, чтобы мог обходиться без меня. Вот охотимся вместе. Силы лук натянуть у него ещё нету, зато глаза зоркие. Он и высматривает птицу или зверя. Я лук натягиваю, он наводит – так и управляемся, не голодаем. И дом, как могли, починили – видишь, зимние дожди пережили. Ну, веди к оленю, – велел слепец мальчику. – Надо его освежевать да тушу разделать. Кровь, должно быть, вся уже вытекла.
Мальчик неохотно оторвал взгляд от огромного биньяминита.
– Погодите, – остановил их Шаул. – Я помогу.
Старик остался сидеть, а Михе велел пойти и поучиться разделывать тушу.
– Как вы никого не боитесь! – не унимался Иосиф. – А звери дикие, а бродяги! Или те же солдаты!
– Что я тебе повторяю, Миха? – спросил через кашель слепец.
– Две собаки справятся и со львом, – откликнулся тот, беря в руки оленью печень, вырезанную Шаулом. – Я сейчас поджарю тебе что-то вкусное.
Старик засмеялся.
– Самый вкусный кусок кому? – спросил он.
– Гостям, – весело отозвался Миха.
Они вымыли ножи, поджарили на костре мясо и стали есть. Солнце стояло уже высоко. На остатки оленя слетелись мухи.
За едой Иорам объяснил, как выйти на лесную тропу, ведущую к дороге на Гив’у.
– Что ты так на него уставился, Миха? – спросил вдруг старик. – Да я сейчас сам узнаю.
Он придвинулся к Шаулу, провёл рукой по его прикрытым глазам, по щекам, по плечам и заключил:
– Шимшон, судья из Дана, был ещё больше.
– Ты видел Шимшона[17]? – удивились Шаул и Иосиф.
– Нет, не видел, – покачал головой Иорам. – Но он мне часто снится. Теперь бы нам его!
Он закашлялся. Шаул подлил в чашку слепца горячей воды с листьями мяты, посадил себе на колени Миху, пообещал:
– Филистимляне ещё ответят за всё.
Он сам удивился тому, как прозвучали его слова. Миха прижался к груди Шаула и затих.
– Вот что, Иорам, – решил Шаул, – идите ко мне жить.
– Гость как рыба, – засмеялся слепец, – на третий день начинает вонять.
Шаул продолжал:
– Гив’а – селение большое, найдётся для вас занятие. Все иврим – дети праотца Якова, а значит, родственники.
– Мы – самые дальние, – вставил Иорам. – Самые дальние родственники – это бедные родственники.
– Пойдёте жить ко мне, – сказал Шаул, опуская Миху на землю. – Семья у меня такая: жена Ахиноам, четыре взрослых сына и две дочери. Не много. А дом большой, места хватит всем.
Слепец покачал головой, но тут заговорил мальчик:
– Иорам! – сказал он. – Ну, Иорам! – и погладил обожжённую руку старика.
Тот хотел ответить, но зашёлся кашлем и всё пытался отпить воды из чашки.
Шаул поднялся, за ним – Иосиф.
– Мы торопимся, – сказал Шаул. – Вы идите в Гив’у. Иорам, ты знаешь дорогу?
– Конечно, знаю.
– Тогда шалом! Передай, что у меня всё в порядке. Найду ослиц и сразу вернусь.
Иосиф согласился взять на дорогу оленьего мяса, как настаивал Иорам. Но и после этого от небольшой, казалось, добычи оставалось ещё пол туши. Мясо завернули в траву и сложили в кожаные мешки, которые оказались за поясом у слепца. Получилось два полных мешка.
– Помочь? – спросил Шаул. – Далеко ваш дом?
– Полный мешок тяжёл, – старик закашлялся, поднимая его на плечо, – но насколько же он легче пустого! Сами донесём.
Они попрощались, договорились встретиться в Гив’е. Миха ещё долго оборачивался и махал рукой Шаулу. А Иосиф, идя за хозяином, думал: можно ли подбирать всех несчастных – вон их сколько кругом! Ну, подай ты нищему, поделись едой, нет ничего – помоги советом. Но не приглашай к себе жить! Что он будет делать в доме со слепцом и сиротой?
Вскоре Иосиф забыл об этой встрече. Слуга радовался дороге и хотел, чтобы она длилась, как можно дольше. Шаул же напротив, шёл мрачный: то ли думал о филистимлянах и погорельцах, то ли понял, что ослиц им уже не найти, а старый Киш не любит такие потери.
Так, занятый каждый своими мыслями, вошли они в попутное селение Алмон.
– Мир приходу твоему! – приветствовал судья и пророк вошедшего через бронзовые ворота красавца-великана.
– Мир и тебе, – ответил Шаул.
Внезапная радость охватила его. Шаул встал на колени и приложил губы к щеке незнакомого старца, потом поднялся и вместе с Иосифом пошёл за этим встретившим их человеком, удивляясь наряженному по-праздничному селению и людям в белых одеждах и венках. Над Алмоном замерло бирюзовое небо.
Войдя в праздничную толпу, они вместе с ней под барабаны и напевы дудочек стали подниматься на Божий холм. Рядом двигались девушки-танцовщицы. Они кружились на ходу, звенели глиняными колокольчиками на ногах и руках и вскидывали над головой связки бубенцов.