Нужен был постоянный «шерпа». Удовлетворять таким критериям «полупроводника» не мог человек линейный, чтобы до мозга костей советский, да ещё партийный, да правильный, да при погонах, да чтоб «не привлекался и не состоял» и чтоб без «связей, порочащих моральный облик». Здесь нужен проныра и авантюрист, умеющий всюду пролезать без мыла, с мутноватым прошлым и непредсказуемым будущим. Этакий гешефтмахер без страха и упрёка, но небезыдейный. В каком-то смысле — сукин сын, но «наш сукин сын».
К моменту смещения Никиты Хрущёва в 1964 году такой человек появился, вырвавшись из удушливых недр ещё сталинской страны. Взлетел, как опровержение того, что в России остались одни рабы да охранники. Как протест профессионалов против многолетнего уничтожения себя ничтожествами-непрофессионалами. И если уж совсем патетично — как ответ нации на Целенаправленное стирание своего генофонда.
Есть легенда о том, что в Московском авиационном институте на кафедре аэродинамики долго висел плакат с изображением майского жука, который по законам той самой аэродинамики летать не может. Но почему-то летает. Вопреки науке. Видимо, в МАИ не учился и не знает, что не летать ему положено, а ползать.
Вот так же казалось, что в среде «гомо-советикусов» не может появиться человек, которого «вырастил Сталин на верность народу», который прошёл чистилище ГУЛАГа, но который при этом владеет европейскими манерами и языками, дорого одет в лучшие костюмы английских кутюрье, строит себе фазенду под Москвой, пьёт только шампанское из региона Шампань, женат на иностранке из капстраны, балуется уникальными коллекционными спортивными машинами довоенной эпохи, владеет собственным (!) бизнесом в колхозном государстве и имеет не один миллион в иностранной валюте. Легально. Без боязни услышать шаги обэхээсников, как расстрелянный задним числом Рокотов.
Такой человек не мог существовать в советской системе координат, но — парадокс — он должен был появиться, чтобы её изменить.
Он появился, казалось бы, из ниоткуда — из лагерной пыли.
Его звали Виталий Евгеньевич Луи. О нём, человеке и феномене, эта книга.
Это не книга учёного, так как написана не по научным канонам и не основана на пресловутых «документальных первоисточниках»: они на девяносто девять процентов скрыты от нас. Это и не книга разведчика (контрразведчика), ибо таковым не являюсь, а потому прошу у читателя понимания за предопределённую слабость своих возможностей перед, скажем, оставшимися в живых кураторами Луи из органов, людьми уважаемыми и по-своему выдающимися, которые не просто «знают лучше», но и «сами делали».
Но они и не могут всего сказать: в одном случае — честь мундира («ребята не поймут»), в другом — мнимая секретность, которая в жизни исчезла, а на бумаге надо соблюдать, в третьем — оправданное стремление подретушировать историю, чтобы выгодно оттенить себя и приземлить «просто исполнителя».
«Многие наши сотрудники молчат и не делятся этой информацией, хотя срок давности прошёл, — сказал мне однажды ветеран советской контрразведки, публицист Станислав Лекарев. — Не хотят они, чтобы общественность узнала то, что известно им. Потому что там не всё так гладко, и многие вещи скрываются. Опасаются предания гласности того, что бросит тень на героические будни наших разведчиков и контрразведчиков».
Так что книга эта — журналистская: по крохам собранные, найденные, иногда клещами вытянутые клочки информации я попытался склеить в единую мозаику, чтобы читатель мог разглядеть портрет этого уникального человека с насколько это было возможно высоким разрешением. Так что прошу простить за возможную чрезмерную гипертрофированность образов, излишнюю былинность историй, неизбежные позывы рассказчиков дополнить документальную правду художественной. В конце концов, звёздный феномен Виктора Луи — это не только сухое небесное тело фактов, но и протуберанцы легенд, домыслов и вымыслов о нём.
И, конечно, отдельное спасибо рассказчикам за предоставленную ими «живую речь» для этой книги — устные, импровизированные, эмоциональные, не выхолощенные воспоминания о главном герое, которые они согласились предоставить автору. Многие — не просто «согласились», а «нашли мужество» это сделать, ослушавшись запрета родственников Луи и самопровозглашённого режима цензуры на разговоры о его персоне.
Сегодня мы много говорим о том, в какой России мы хотим жить, «суверенной» или «сувенирной» должна быть демократия, долго ли нам ещё стоять, разъезжаясь ногами, между Европой и Азией и оказываясь не в Евразии, а в «Азиопе». Какими нам быть?