«Меня посадили перед камином, — вспоминает свой первый приезд на дачу жена Виктора Горохова, историк Марина Голынская. — Входит Виталий Евгеньевич и говорит:
— Ну и как вам здесь?
— В вашем доме разбиваются сердца… — отвечаю.
— А у вас?
— А у меня — нет. Потому что всё, что тут есть, — это намного выше моих мечтаний».
Преобладание стиля ар-нуво разбавлялось разросшейся коллекцией старинных русских икон и полотнами русских художников, таких, как Судейкин или Петров-Водкин. И в полнейшую эклектику гостиную превращали работы советских нонконформистов, полуофициальный, серый рынок для которых Виктор Луи если не создал с нуля, то развивал и поддерживал. В конце 70-х самым выдающимся полотном станет работа Оскара Рабина «Ночной город». А в 1976-м в саду появятся скульптуры ещё одного бунтаря, уехавшего за рубеж, — Эрнста Неизвестного. Впоследствии будут много и злобно шептаться о том, что эти работы «мастера культуры» отдавали Луи в качестве «платы за выезд»: если это и была «плата», то бескорыстная — никаких «счетов» он им никогда не выставлял.
После первого ошеломления от гостиной, следующим «пространством шока» была столовая. Тут тоже была своя, как это называл сам Виктор, «дразнилка для иностранцев»: кичовый питейный сервиз из насыщенно-зелёного «бутылочного» стекла — штоф, блюдо и шесть стопок. Трактирный привкус придавали нарисованные на стопках черти, ведьмы и кикиморы, символизировавшие пресловутое «русское пьянство до чёртиков», и поучительные надписи вроде «Пей да не пьяней». В общем, «борьба с зелёным змием», не раз затевавшаяся советской властью и с треском проваливавшаяся.
Собственно, из-за столовой Виктора и познакомили с Фаиной Киршон: в старине он ничего не понимал, но хотел выглядеть понимающим и попросил её помочь подыскать в столовую «что-нибудь этакое». Где брать антикварную мебель? Можно было, конечно, везти из Англии, но это неинтересно: там всё понятно, всё имеет свою цену. В Москве же легальный антикварный рынок возник вскоре после смерти Сталина, когда государство решило замкнуть на себе итак существовавший оборот старины. К тому же нужно было присматривать за тем, что генералы-победители вывезли из Германии «частным порядком»[13]: всё равно это торговалось, так пусть уж лучше торгуется с комиссией в пользу государства.
Так возникли комиссионные магазины.
Виктор не был знатоком, но обожал «клюкву», «клюквенное» — кич, экзот, скрещенный со стариной. Например, мог попросить: «Фаина, мне нужен «Павел с ушами»» — это означало, что ему захотелось стул времён Павла I из карельской березы со спинкой, напоминающей уши.
Однажды, посещая по работе квартиры потенциальных продавцов своей мебели, Киршон приметила гарнитур, которому, на её взгляд, было самое место в Викторовой столовой. Она позвонила Луи, описала свою находку, дала телефон, а когда приехала к нему на дачу в следующий раз, гарнитур уже стоял: прежний владелец за него просил около пяти тысяч рублей, и Виктор уже успел совершить гешефт.
«Он жил по совершенно неизвестным для меня законам и порядкам. Я понимала, что существует у него какая-то жизнь, о которой я не знаю и о которой, наверное, мне и не нужно знать. И только сейчас я понимаю, что, наверное, он был нужен, раз ему разрешали так жить», — вспоминает Фаина Киршон.
На первом же этаже располагалась «контора» — так в этом доме называли кабинет хозяина, его штаб, его командный пункт, где возникали, кристаллизовались и осуществлялись самые сложные и дерзкие медийные операции, влиявшие, без преувеличения, на ход мировой истории. В «конторе» стоял огромный дубовый стол-«аэродром», характеризовавший не ряженого, а реального «управленца»: он был завален в несколько слоёв бумагами и заставлен различными самыми современными «дивайсами» (в разные эпохи разными) — от телефонов и пишущих машинок до компьютеров и портативных телевизоров.
Позади стола с вызовом красовался радиоприёмник, шкалы которого говорили о мощности, а полутораметровая антенна — о пристрастиях хозяина, который, в отличие от остальной части страны, без опаски и утайки слушал «голоса». Ведь по ним вплоть до середины горбачёвской перестройки будет часто слышаться: «Согласно информации, полученной от независимого московского журналиста Виктора Луи…» Здесь же работала Дженни, но ей предназначался, соответственно масштабу личности, маленький столик. А в углу кабинета, рядом с балконной дверью, на основании из тёмного дерева высился глобус, который Луи, словно куклу вуду, исколол маленькими булавками с красными флажками, отмечая покорённые части планеты.
13
Существует байка о том, как один генерал-полковник пришёл на приём к Сталину и пожаловался, что на границе задержали его «обоз» с личными трофеями. Попросил пропустить. Сталин велел написать письменное заявление, на котором поставил резолюцию: «Вернуть полковнику его барахло». Тот его поправил: «Товарищ Сталин, я генерал-полковник». Сталин ответил: «Я всё правильно написал, товарищ полковник, всё правильно!».