Прочесть этот свиток оказалось далеко не легким делом. Текст был очень многословным, почерк — убористым, каллиграфия декоративная и старомодная со множеством раздражающих завитушек, росчерков и декоративных виньеток Поэтому чтение, скорее, походило на расшифровку и потребовало от Деккерета внимания и глубокой сосредоточенности. Продираясь сквозь ряды чрезмерно красивых букв, он скоро обнаружил, что документ открывается длинной и витиеватой преамбулой, из которой, похоже, следовало, что Самбайлиды просили всего лишь о предоставлении автономии своей провинции и восстановления старинных прокураторских прав. Но далее следовали другие пункты, вступавшие в вопиющее противоречие с введением, и в этих пунктах говорилось о претензиях гораздо более крупного масштаба. На деле они сводились к отказу подчиняться императорскому правительству, провозглашали абсолютную независимость Зимроэля и полное отстранение всемирных властей от управления континентом.
— Какие-нибудь трудности, мой господин? — спросил Мандралиска, выглядывая из-за плеча Деккерета и наклоняясь почти вплотную к пергаменту.
— Трудности? Нет. Но мне кое-что в ваших вводных утверждениях показалось нелогичным. Пожалуй, я прочту еще раз.
Нахмурившись, он возвратился к началу, стремясь разобраться в изложенном излишне витиеватым языком содержании статей, найти в каждом утверждении содержащиеся там — он это чувствовал — противоречия. Эта задача требовала самой глубокой сосредоточенности, так что Деккерет постарался сосредоточиться.
Но он не успел погрузиться в содержание пергамента настолько глубоко, чтобы не заметить краем глаза яркой вспышки лезвия ножа, который Мандралиска внезапно выхватил из кошеля, привешенного к его поясу, не услышать, как испуганно вскрикнула Фулкари. Но все произошло настолько стремительно, что он успел всего лишь немного податься вперед, к столу, инстинктивно уклоняясь от удара, нацеленного ему в спину.
И тут, за долю секунды до неизбежного удара, длинноволосый юноша, второй адъютант Мандралиски, резко рванулся вперед, подхватил бокал с вином, стоявший под рукой у Деккерета, и выплеснул его содержимое в глаза своему господину. Одновременно он второй рукой попытался ухватить вооруженную руку Мандралиски. Полуослепленный граф, уклоняясь от захвата, извернулся кругом и, казалось, наугад яростным движением рубанул кинжалом. Но лезвие вонзилось в горло мальчишки, на котором сразу же проявилась ярко-алая полоса. Юноша обмяк и отшатнулся назад. А уже в следующее мгновение рядом с Деккеретом, будто ниоткуда, возник Септах Мелайн с обнаженной шпагой в руке и ужасным криком, больше похожим на боевой рык Гиялориса, потребовал, нет — непререкаемо приказал Мандралиске отступить от особы короналя.
Глаза Мандралиски все еще были залиты вином, он почти ничего не видел, но безошибочно отскочил в сторону, туда, где, широко разинув рот от изумления и ужаса, стоял лорд Гавахауд. Граф выхватил из ножен богато изукрашенную парадную рапиру, которую тщеславный Самбайлид нацепил на себя в качестве украшения, и, все еще продолжая пытаться проморгаться, молниеносно обернулся, чтобы встретить атаку Септаха Мелайна.
— Эй, вы, — холодно окликнул его Септах Мелайн, останавливаясь и швыряя Мандралиске носовой платок, который был у него в рукаве. — Вытрите лицо. Я не стану убивать человека, который не может меня разглядеть. — Он дал удивленному Мандралиске момент, чтобы протереть глаза, а затем снова двинулся вперед, совершая клинком почти неуловимые глазом мелкие движения.
Деккерет, совершенно обескураженный и озадаченный случившимся, привстал со своего места. Но ничего уже нельзя было поделать. Септах Мелайн и Мандралиска яростно сражались между собой, стремительно передвигаясь по лугу. Деккерет никогда еще не видел, чтобы два клинка двигались с такой молниеносной быстротой. Септах Мелайн был самым быстрым из всех людей, когда-либо державших в руках меч, и все же Мандралиска раз за разом отражал его атаки, уверенно парировал выпады, демонстрируя высочайшее искусство фехтования, финты, уходы, контрвыпады, и все это с невероятной быстротой. Да, он не мог нанести ни одного удара, который Септаху Мелайну не удалось бы встретить и отразить, все же… все же… видеть, как Септах Мелайн топчется на месте и никак не может прорвать защиту…
И тут Мандралиска отскочил назад, подальше от своего грозного противника, наклонился, схватил горсть мягкой плодородной луговой земли и швырнул ее в Септаха Мелайна. В отличие от Септаха Мелайна, он нисколько не смущался перспективой драться с человеком, который его не видел. Ком земли попал Септаху Мелайну точно в лицо, запорошив глаза, забив ноздри и рот, и когда тот остановился на мгновение, кашляя, отплевываясь и протирая глаза, Мандралиска ринулся вперед в яростной бешеной атаке, нацелив острие своего клинка в центр груди Септаха Мелайна.
Деккерет в ужасе наблюдал за боем. Клинки Мандралиски и Септаха Мелайна мелькали с такой скоростью, что он то и дело терял их из виду. Какое-то мгновение было совершенно невозможно понять, что же происходит. А потом Деккерет увидел, как Септах Мелайн отразил отчаянный наскок Мандралиски, отбросив его шпагу в сторону мощным ударом своего клинка. Мгновением позже Септах Мелайн сделал неуловимо быстрое движение ногами, выбросил руку вперед и воткнул острие своей шпаги Мандралиске в горло.
Несколько секунд оба бойца стояли неподвижно, словно застывшие.
А потом на лице умирающего Мандралиски вдруг появилось странное, дикое, едва ли не триумфальное выражение. Он рухнул на землю. Септах Мелайн вырвал свою шпагу из тела упавшего противника и повернулся лицом к столу переговоров и Деккерету. И в этот момент Деккерет понял, что во время заключительной мгновенной схватки Септах Мелайн тоже получил рану. По его камзолу текла кровь, сначала капли, потом струйка, а затем, спустя всего несколько секунд, кровь хлынула потоком, полностью закрыв маленькую золотую эмблему Лабиринта.
На недавно мирном ухоженном лугу воцарился настоящий хаос. Из леса высыпали скрывавшиеся там воины Самбайлидов, почетный караул, прибывший с Деккеретом, ринулся вперед, чтобы защитить корона-ля, из-за ручья примчались остальные солдаты Деккерета, услышавшие его яростный хриплый призыв. Среди всей этой сумятицы корональ со всех ног побежал к Септаху Мелайну. Тот медленно брел ему навстречу, спотыкаясь, качаясь из стороны в сторону, но все же умудрялся держаться на ногах.
— Мой лорд… — заговорил было Септах Мелайн и тут же умолк, сотрясаемый болезненной судорогой. Но он вскоре собрался с силами и произнес с почти обычной своей улыбкой: — Тварь мертва, если я не ошибаюсь. Как же я этому рад!
— О, Септах Мелайн…
Деккерет протянул руки, чтобы поддержать его; ему показалось, что Септах Мелайн падает. Но тот отклонил помощь.
— Возьмите, мой лорд, — сказал он, вручая Деккерету свою шпагу. — Она пригодится вам, чтобы защищаться от этих варваров. А мне больше не понадобится. — И добавил, указав взглядом на лежавшего навзничь Мандралиску: — Я совершил все то, ради чего появился на свет.
Теперь Септах Мелайн по-настоящему зашатался и начал оседать на землю. Деккерет обхватил его за плечи и, нежно обнимая, помог устоять на ногах. Ему казалось, что Септах Мелайн, несмотря на весь свой рост, ничего не весил. Деккерет так держал его до тех пор, пока не услышал тихий слабый вздох, сразу же перешедший в предсмертный хрип. Тогда он осторожно положил тело Септаха Мелайна на землю и обернулся.
Чтобы получить исчерпывающее представление о творившемся безумии, ему хватило одного-единственного взгляда. Одна группа его гвардейцев с мечами наголо сгрудилась вокруг Фулкари, так что ей ничего не грозило. Вторая группа стеной окружила его самого. Возле стола переговоров возвышался, словно гора, Гиялорис, одной рукой державший за горло Гавирала, а другой Гавахауда. Динитак раздобыл где-то кинжал и размахивал им перед носом своего дяди, а Хаймак Барджазид изо всех сил тянул руки вверх, чтобы всем было ясно, что он в плену у своего племянника. Воины в мундирах Самбайлидов, поняв, что все их предводители сдались, принялись бросать оружие и поднимать руки, показывая, что они тоже сдаются.