Она помедлила, а после обратила на меня взор едва ли не обиженный.
— Сенешаль преследует нас — повсюду. Я его не люблю.
— А Королева?
— Королева ненавидит его — но не боится.
— А ты боишься?
Брангейна взглянула на меня с презрением:
— Я боюсь за мою госпожу, — она помолчала. — Он хочет что-то ей показать — место, о котором много рассказывет. Приют.
— И Королева пойдет туда?
— Завтра после утренней мессы, когда Король отбудет на охоту.
— Благодарю тебя, — я встал. — За ним проследят.
— Королеве грозит опасность?
— Вполне возможно.
Брангейна тоже встала и последовала за мной к калитке. «Спасибо вам», — совсем просто сказала она, глядя на меня глазами наполовину благодарными, наполовину что-то выискивающим.
Вернувшись к себе, я послал за слугой сенешаля — однажды я спас этому малому жизнь, и он время от времени оказывает мне небольшие услуги. Здесь, за моей толстой дубовой дверью, запертой на два засова, я попросил его неослабно следить за хозяином и сообщать мне о любых его подозрительных или странных поступках.
Сенешаль, человек до суровости правильный, но скрытный, был предметом множества слухов, один из которых касался грота или приюта, сокрытого, как говорили, в самой глуби лабиринта крпостных стен. Там, уверяли слухи, он копит сокровища, наворованные им в замке, совращает служанок и слуг и упражняется в искусстве магии.
После ужина я посидел немного в зале с избранным обществом, рассеяно слушая бретонского менестреля в украшенной перьями шапочке, а после поднялся по лестнице к своей спальне. У двери ее меня поджидал слуга Освина. Не тратя слов, он сообщил, что сразу же после ужина Освин прошел двором к шестой башне и там, в кладовой первого этажа, сдвинул в сторону расписную завесу, изображающую оленя, и исчез.
Я приказал ему не спускать с хозяина глаз и докладывать мне о любых его передвижениях и действиях, хоть как-то связанных с Королевой. А затем направился к Королю, еще сидевшему с Королевой за их столом, и попросил разрешения перемолвиться с Королем наедине. Он отвел меня в свою спальню и замкнул дверь. Я намеренно говорил загадками, поскольку знал его неуемную страсть к охоте. Я попросил Короля не присоединяться завтра к охотникам, а отправить их в лес без него и втайне встретиться со мной у меня в спальне. Король, недовольный тем, что поохотиться ему не удастся, но учуявший приключение, сердито согласился. Он вдруг склонился вперед, взял меня за плечо и сказал: «У тебя ведь есть что сказать мне, Томас».
— Завтра, — ответил я, и мне почудилось, будто я снова стою на лестнице и слышу голос Освина, произносящий: «Завтра».
Я возвратился к себе и лежал в постели, гадая, что принесет нам завтрашний день.
На следующее утро, сразу после капеллы, я поднялся к себе в спальню, чтобы дождаться Короля. Охота его выехала на заре. Когда Король появился, я сразу увидел, что в настроении он пребывает опасном — среднем между любопытством и раздражением. Он беспокойно прошелся по спальне, приблизился к глядящему на двор окну, присел на мою кровать, снова начал расхаживать. «Ну, Томас! — воскликнул он. — Так почему ты заточил меня в моем же замке?». Фраза понравилась ему, развлекла. Он вообразил себя жертвой заговора: я сплел интригу, желая узурпировать корону. Король нередко напускал на себя в шутку подобное настроение, приписывая мне тайные замыслы, однако сегодня тон его был немного фальшив и в шутливости ощущалось раздражение — он не любил пропускать охоту. Я уже собрался поведать ему о подслушанном мной разговоре Освина с Королевой, как вдруг Король сказал от окна: «Один из пареньков Освина бежит в нашу сторону».
Появившись в моей двери, запыхавшийся слуга доложил, что минуту назад Освин увел Королеву за оленя.
Мы с Королем поспешили спуститься по лестнице и пересечь двор, направляясь к шестой башне. Расписная холщовая завеса изображала белую олениху с вцепившейся ей в переднюю ногу серой борзой. Ярко-красная рана рассекала бок оленихи. На противоположной стене горел в железном кольце факел. Нырнув под завесу, я повернул камни. Потом торопливо вытащил из кольца факел и повел Короля по узкому, темному ходу.
Путь наш устилали мелкие кости. Я шагал впереди Короля, высоко подняв потрескивающий, дымный факел. Искры рассыпались во мраке, словно бросаемый горстями песок. Стены смыкались так тесно, что мантии наши обметали грубый камень; крошки известки и щебня осыпались с него. Дорогой я наступил на что-то мягкое, с писком прянувшее во тьму.