Они же не пожирают более друг друга обожающими взглядами, но ведут себя сдержанно и благоразумно, как то и подобает королевским жене и племяннику. Верно, что Королева, сопровождаемая Тристаном, временами навещает женские покои или свой обнесенный стеною сад, однако отсутствуют они время столь краткое, что возбуждают скорее озадаченность, нежели клеветы. Почти похоже на то, что по возвращении из леса де ла Рош Соваж, Королева с Тристаном договорились держаться на расстоянии друг от друга, дабы выказать Королю свою благодарность.
Возможно ли, что нечто переменилось между ними?
Все страннее и страннее. Прошла неделя, а Королева и Тристан по прежнему ведут себя с осмотрительностью столь полной, что и вообразить-то себе, будто они любовники, трудно. С Королевой Тристан нежен, он с интересом выслушивает все, что та ему говорит, улыбаясь при этом мягко и, возможно, не без меланхоличности. За ужином — живо беседует с Королем, смеется, откидывая назад голову. Или их пыл охладел? Быть может, они столь безудержно наслаждались друг другом в лесу де ла Рош Соваж, что теперь им довольно и дружбы? А быть может, они никогда и не были теми, кем казались всем нам, и слухи о них лгали с самого начала?
Даже Король сознает происшедшую с ними перемену. Он вглядывается в их лица и не может перехватить ни укромного взгляда, ни разоблачительной бледности. Оба нежны и невинны, как дети. Иногда Тристан отправляется с Королем на соколиную ловитву, а Королева тем временем играет на арфе или вышивает с камеристками в женском покое.
Короля, которому прежде не по силам было сносить страстные взгляды любовников, начинает теперь тревожить эта новая благопристойность.
Ночами Король с Королевой предаются в их опочивальне любви. И больше я уж не слышу ни скрипа дубовой двери, ни тихого звука шагов, удаляющихся от тристановой спальни.
Великий покой воцарился в замке.
Я понял! Понял! Пустячное происшествие, случившееся нынче, стало для меня озарением, одним из тех внезапных всплесков постижения — резких, как запах, — стремительных, как выпад меча, — отчетливых, как алая хоругвь в лазурном небе — но к чему эта рапсодическая цветистость, столь неприятная в старом, иссеченном в сражениях рыцаре? Угомонись, Томас.
Все произошло под вечер, за ужином, сразу после благодарственной молитвы. Король, возвратившийся с охоты несколько раньше обычного, сидел в своем резном кресле во главе стола — с Королевой ошую и Тристаном одесную. Неожиданно он, простря обе руки, сжал ладони Королевы и Тристана, одарив их поочередно взорами пылкой привязанности. Выпустив их ладони, Король повернулся к главному дворецкому, приближавшемуся с блюдом хлеба и масла. И в этот миг Королева с Тристаном обменялись взглядом столь мгновенным, что то был не столько взгляд, сколько сорвавшаяся попытка взгляда, перебив во взорах, направленных куда-то еще — но этот промельк, эта тень промедления, дала мне понимание — в нахлыве чувств, от которого кожа моя согрелась, — всей предыстории их таинственного поведения. Я увидел в этих взглядах довольство, подтверждение того, что замысел их успешно осуществляется — замысел, который теперь прозрачно мне ясен. Они согласились, ведомые мощью восторженной их любви, воздержаться на время от страстных дурачеств — из сочувствия к Королю. Похоже, жизнь в лесу де ла Рош Соваж наполнила обоих такой уверенностью друг в друге, что они могут теперь позволить себе и послушание.
Понимает ли Король, что они снисходят к нему? Не в этом ли понимании и сокрыт источник его смятения?
Королю не по силам скрывать досаду. Возможно, конечно, что он подозревает наличие неких уловок, новейших обманов, измышленных изобретательными любовниками. Или он чувствует страшную мощь любви, способной позволить себе и самоотречение?
Поутру, после капеллы, мы с Королем прогулялись по замковому двору. Заглянули в кречатню, посмотреть на нового норвежского кречета, который, сказывают, превосходит быстротою всех наших птиц. В сумраке кречатни стоял, с накрытым клобучком соколом на запястье, Тристан. Король и он переговорили о новом кречете, которого сокольничий натаскивал о ту пору в поле близ плодового сада. Затем Король попросил Тристана заглянуть к Королеве, пребывавшей со своими камеристками в женском покое. Тристан, помявшись, сказал, что обещал присутствовать при натаске кречета, после чего он, если таково желание Короля, готов навестить Королеву. Король твердо повторил свою просьбу. Тристан пересадил птицу на насест и медленно удалился в сторону женских покоев.