Выбрать главу

- Думаю, в способах лечения синяков, подобных Вашему, мы не сойдемся с ним во мнениях, - улыбнулась Орни. - Он предпочитает холодные компрессы, я - мазь, которую меня матушка научила делать.

На это Фредерик ничего не ответил - просто ждал окончания процедуры.

- Как грудь? - спросила Орни. - Рука?

- В порядке, - буркнул он. - Ты скоро?

- Не похожи вы на короля, - вдруг заметила девушка.

- И много королей ты видела?

- Такого, как вы, точно - ни разу. - Она усмехнулась.

Фредерик устало посмотрел на нее:

- Что ты хочешь? Давай уж, говори. Мы теперь в одной команде.

- Узнать о вас побольше. Вы были Судьей, теперь вы король, но почему-то вдали от своего Королевства. Что с вами случилось?

Его губы чуть дрогнули, потому что ожило в памяти все очень живо и ясно.

- Почему бы и нет? - пробормотал Фредерик. - Почему бы и не рассказать. Говорят, от этого легчает.

- Расскажите, конечно, - с готовностью закивала девушка. - Вот увидите: на самом деле станет легче.

- Все похоже на кошмарный сон… У меня была жена. Красавица и умница. Она любила меня. Она столько для меня сделала. Мы много пережили вместе. Так много, что кому иному до конца жизни хватило бы… Наконец все беды, казалось, остались позади. У нас должен был родиться ребенок. Эти роды… - он замолк, закусив губу, потом вдруг обхватил руками голову, зажал уши. - Боже, я слышу, как она кричит, как ей больно… И некому помочь. И я ничего не могу сделать… Я, король, ничего не могу сделать!.. Ребенок родился, но она… она умерла… И теперь я почти каждую ночь вижу себя рядом с ней в могиле… Я слышу ее дыхание, запах ее тела и волос, я касаюсь ее руки, и она теплая! Но мне темно и душно и холодно под могильным песком. И нет сил вырваться и вырвать ее оттуда… Я похоронен вместе с моей красавицей… И теперь я бегу. От мест, от мира, где жила она, где все напоминает о ней… Но воспоминания-то во мне, а от себя не убежать… Похоже, я глупость делаю, слоняясь по миру в надежде все забыть, но это все-таки легче, чем оставаться там, где все связано с ней… Трудности, с которыми сталкиваешься в пути, отвлекают от тяжелых мыслей. Пусть ненадолго, но забываешься…

Орни была ошарашена такими признаниями.

- А ваш ребенок? Вы о нем подумали? Каково ему?

- Он слишком мал. Ему нет дела до переживаний. Молоко кормилицы, сухие пеленки и теплая колыбель - вот все, в чем он нуждается.

Орни замотала головой:

- Нет-нет, как же вы не понимаете. Дети так остро все чувствуют. Ведь теперь рядом с ним нет ни одного близкого, родного человека. Подумайте, взгляните на это так: у него умерла мать, а отец бросил его!

Фредерика дернуло, по лицу пробежала судорога.

- Не смей так говорить! - прошипел он.

- Но это так!

- Нет!

- Да!

- Нет!!!

- Но я это вижу ТАК!

Он только зарычал в ответ.

- Вы бросили своего сына! - выкрикнула Орни. - Разве это правильно?! Вы всю жизнь судите других, а сами что вытворили?!!

- Не смей мне выговаривать!

- А что, вы в праведники записались?!

Фредерик подскочил со своего места:

- Замолчи! Да кто ты такая?!

- Может, и никто, - тоже встав, ответила девушка. - Да, никто, но я бы никогда не поступила так, как Судья Королевского дома, как король!

- О! - С таким возгласом крайнего возмущения Фредерик кинулся к своей лошади, взлетел в седло.

Его лицо было перекошено от ярости, глаза горели.

- Видеть вас всех не могу! - бросил он это Орни и как раз подошедшим Элиасу и Линару, стегнул Мышку и быстрей вихря понесся куда глаза глядят.

Парни в полной ошарашенности выронили собранный хворост.

- Что ты ему наговорила?! - набросился на Орни Линар.

- То, что считала нужным!

- Ты дура непроходимая! Он уже несколько месяцев как труп ходит, вот только сейчас немного ожил! И что теперь?! Ты представляешь, что он сейчас может сделать?!

- Что?! Ну что?! Вернуться домой! Вот что ему нужно сделать!

- Молчи лучше! - зашипел доктор, потом взревел. - Элиас! Его надо догнать! - и кинулся ловить своего коня…

Мышке, похоже, передалось одержимое настроение Фредерика: и он несся со страшной скоростью по бездорожью, дико вскидывая головой. Перелетел через овраг, поваленные деревья, сиганул меж елей, заскользил копытами по песчаной косе, что вывела к речному берегу, и остановился только тогда, когда уже по брюхо оказался в этой самой речке - Фредерик сам натянул поводья, потому что октябрьская вода наполнила его сапоги неприятным отрезвляющим холодом.

- Вот черт! - Все, что вставало у него на пути, всегда его раздражало; тем более - сейчас. - Вперед, Мальчик, вперед! Такой ручеек грех не переплыть!

Послушный Мышка ринулся дальше в реку, оттолкнулся копытами от дна и поплыл, громко фыркая.

Вода была довольно холодная, но, перебравшись на другой берег, Фредерик и не подумал останавливаться - он желал как можно быстрее и дальше оторваться от своих путников. Он был зол как никогда, в мыслях осыпая проклятиями их самоуправство и себя самого за то, что пошел у них на поводу, позволив остаться. Поэтому Мышке досталась еще пара тычков в бока, и он поскакал с не меньшей скоростью дальше от реки, за вересковые и еловые заросли, в глубь леса.

На окраине леса Фредерик остановил серого, достал карту и сверился с ней. Теперь ехать надо было на север, через поле, где начиналась небольшая дорога, примыкавшая к северному тракту, с которого они сошли на привал. Надо сказать, совершив такое скоропалительное бегство, Фредерик сделал огромный крюк назад, и очень был этим недоволен. К тому же он вымок в реке, и порывы холодного осеннего ветра, гулявшего по полю, пробирали его до костей. 'Совершаю глупость за глупостью!' - так он сказал сам себе и вновь выругался. Легче не стало. А скорее наоборот. Похоже, и природа ополчилась против него: с порывами ветра налетели мрачные свинцовые тучи, и из них посыпалась мелкая холодная водяная взвесь.

Так, обзывая себя 'тряпкой', 'дураком', 'идиотом' и словами покрепче, Фредерик добрался до дороги. К этому моменту у него уже зуб на зуб не попадал, а Мышка устало храпел, и из его ноздрей вылетала пена. Ведь привала, как такового, у них и не получилось.

Завидев недалеко от дороги пару маленьких, как бы вросших в землю, домиков, Фредерик решил заехать на селище.

Хутор по виду был заброшенным.

Пробравшись внутрь покосившейся избы, Фредерик радостно отметил, что печка в довольно неплохом состоянии. За пару минут он зажег в ней огонь, использовав для растопки обломки бревен внутренней разрубленной перегородки и прочий хлам, ввел внутрь Мышку, расседлал и подвязал ему мешок с овсом, сам принялся энергично прыгать вокруг нагревающейся печки, хлопая себя по бокам и бедрам. Так постепенно Фредерик обсох и согрелся. Укутавшись в плащ, сел на ворох тряпья у огня и достал из мешка провизию. Перекусив, соорудил возле двери особую конструкцию из обломков досок, которая должна была с грохотом развалиться, если бы кто-нибудь попытался зайти в дом, и улегся поспать. Меч и кинжал, сняв с пояса, положил рядом и заснул почти мгновенно…

Проснулся так же внезапно, от тревожного стука и ржания Мышки - серый топотал ногами по доскам, чтоб разбудить хозяина. Фредерик подхватился и сжал рукоять меча, готовясь к схватке.

На него из темноты смотрели две пары огромных блестящих глаз. Первой была мысль 'как они прошли в избу'. Кинув взгляд на дверь, увидел, что сигнальная конструкция не тронута. 'Я болван, что не обследовал весь дом, - обругал себя Фредерик. - Наверняка где-то есть какие-нибудь щели'.

Пока пришельцы не проявляли агрессии, и Фредерик также не спешил что-либо предпринимать. Он молчал - ждал, а ждать он умел.

Глаза пару раз моргнули, но продолжали скользить по нему, видимо, изучая. Потом из темноты на свет, что отбрасывали тлеющие в печи уголья, выплыло худое заросшее бородой лицо. За ним - еще одно, безбородое и молодое, но такое же изможденное.

- Зачем вы в нашем доме? - спросил бородатый.

- Отдыхаю, - коротко буркнул Фредерик.

Тот кивнул, видимо, удовлетворенный этим ответом, бросил взгляд на кусок хлеба, который Фредерик не доел, а оставил рядом с собой на плаще. Король заметил этот взгляд и, подняв ломоть, молча протянул бородатому. Тот не схватил, как можно было предположить, а спокойно взял и передал младшему, и благодарно кивнул Фредерику.