Выбрать главу

— Ты все сделала как надо.

— Надеюсь, бедняжка выберется из леса.

— Не беспокойся ты о лошади.

— Это ж надо… — Губы Доры скривились в улыбке. — Заблудиться на собственном ранчо. Нагрузила клячу детонаторами и пирозарядами. Набила ими седельные сумки. Теперь она ходячая бомба. Эта сраная дура взорвется. Хотела раскидать их, подорвать… Получился бы ров… Я бы остановила пожар…

— Не разговаривай, Дора. Береги силы.

— Да их уже и так нет. — Я едва мог разобрать ее шепот. — Ты запомнил насчет ручья? — Дора замолчала, чтобы перевести дыхание. Она широко распахнула глаза, затем смежила веки, а потом опять подняла их. Схватив меня за грудки, старуха притянула меня к себе: — Скорее всего, это я убила ту бедную девушку… Тогда… в тот вечер… — выдохнула Дора. — Я просто рехнулась от злости… Схватила винтовку и стала стрелять в этот курорт… Господи… я же случайно… Откуда ж я знала, что у реки кто-то есть?

— Никого ты не убивала, — ответил я.

— Я не хотела…

— Никого ты не убивала, — повторил я. — Ты уж мне поверь.

Позади нас каверна, поглотившая маньяка, с шипением извергла тучу искр — словно рыгнула после сытного обеда.

— Огонь… очищает все… — прошептала Дора. Я чувствовал исходивший из ее рта запах жевательного табака. — Иди вдоль ручья. Тогда спасешься…

— Да, я вроде его видел.

— Возвращайся к нему и ступай по течению. Он приведет тебя домой.

— Никого ты не убивала, — в третий раз повторил я, но Дора меня уже не слышала. Старуха уставилась на нечто невидимое, будто бы пристально его изучая. Она сделала глубокий вдох и задержала дыхание. Попыталась вдохнуть еще, но не смогла. И тогда она закрыла глаза.

Я шел всю ночь. Мне казалось, что Кармен, лежавшая на моем плече, вообще ничего не весит. Боли я тоже не ощущал. Отыскав тропинку, я пошагал по ней. Даже когда она стала неразличима, я все равно двигался вперед, продираясь через обугленные деревья и все еще дышавшие жаром кустарники.

Я отыскал ручей, о котором говорила Маккой, за грудой валунов. Источник пробивался сквозь конусообразную кучу гальки. Я пошел по течению. Ручей петлял, то скрываясь под землей, то выходя на поверхность снова. Наконец я оказался у склона холма, который, как подумалось мне, мог вести к долине. Я прикинул расстояние. Далеко. Я понял, что сейчас столько не пройду.

Я положил Кармен на землю, а сам присел рядом, привалившись спиной к дереву, и провалился в сон — сразу же, без всяких проблем, впервые за много недель. Спал я крепко и без сновидений. Когда я пробудился, то почувствовал, что замерз; кругом царил мрак. Я не сразу понял, где нахожусь.

Я шел. Шел в странном тусклом сером рассветном полумраке, которого никогда прежде не видел. Ручей извивался змеей, исчезал, появлялся, всякий раз при этом меняя направление. Казалось, он полностью игнорирует особенности ландшафта. Я шел вниз по склону, а за моей спиной бушевал пожар.

В том месте, где ручей образовывал широкий мелкий пруд, я решил устроить привал. Смочив в воде ладонь, я прижал ее к щеке Кармен. Рана на ее руке запеклась и почернела. Из надорванной кожи торчал кусочек сломанной кости.

Я сунул ногу в ледяную воду и отодрал приставшую к коже штанину. Обгоревшая ткань крошилась и рассыпалась. От раны стали отделяться и всплывать на поверхность комочки запекшейся крови. Вода растворила грязь, которой я залепил то место, куда меня, вспахав длинную борозду, ударила пуля. Кость, в которую она угодила, белела, словно осколок разбитой посуды.

Раны от сучьев напоминали следы от ударов шилом. Я задрал рубаху. Еще одна пуля оставила царапину, пересекавшую мой живот, а рядом с ней пролегал след от удара ножа. Когда я делал вдох, из разреза показывалась стенка кишки, словно краешек серого воздушного шарика. Я затолкал кишку назад пальцем, удивившись, что это не вызвало ни малейшего дискомфорта, но стоило вдохнуть, как она вылезла снова и ткнулась мне в ладонь, на этот раз высунувшись из живота еще больше. Я снял с себя ремень и туго перетянул рану. Теперь дышать было больно. Нога, погруженная в воду, сочилась кровью.

«Сгину я тут, — подумал я. — Сгину вместе с Кармен. Погибнем в огне, наши тела станут пеплом и перегноем. А из него к небу потянутся новые деревья».

Я перетянул ногу жгутом и встал. Поднял Кармен и пошел.

В голове опять зазвучал хор голосов — криков и бессмысленных воплей.

Пока я шагал, мой мозг пошел вразнос. Я снова был молодым — отчаявшимся паломником на парижских улицах. Я брел по темному сайгонскому переулку, а шлюхи в халатах тянулись ко мне из окон и зазвали к себе: «Эй, красавчик, давай к нам!» Из-за царящей жары и духоты женщины обмахивали себя руками. Они подносили к губам чашечки чая и крутили в пальцах бигуди. «Эй, красавчик, давай к нам! Ну же, красавчик! Эй, солдатик, денежками не богат?»