Водитель посмотрел на меня в салонное зеркало заднего вида и спросил, воевал ли я тут, но я так и не ответил.
Лобовое стекло покрывали трещины, а видавшее виды боковое зеркало еще не успело отвалиться исключительно потому, что было прикручено проволокой. Когда мы свернули на улицу, ведущую к реке, руль в руках шофера заходил ходуном, и я вдруг сообразил, что все датчики на приборной панели давно уже вышли из строя. Бесконечный дождь снаружи усилился. Где-то под истертым драным сиденьем капало.
Водитель оттер рукой запотевшее лобовое стекло, оставив на нем изогнутый, как хвост кометы, след. Я и забыл, как тут влажно. Дождь во Вьетнаме мне всегда казался мокрее, чем дома.
На бардачке я увидел приклеенную липкой лентой фотографию — юноша в выцветшем хаки, пробковом шлеме и вышитых звездочках на воротничке. Такую форму в этой стране не носили уже полвека.
Я спросил водителя, не он ли изображен на фото.
Водитель резко повернул лицо к салонному зеркалу. По телу мужчины прошла дрожь, словно я высыпал ему за шиворот горсть ледяных кубиков. Он говорил медленно, нарочито выговаривая каждое слово, и при этом как-то странно дергал телом. «Может, он пьян? Вот уж повезло так повезло», — подумалось мне. По прошествии стольких лет вернуться во Вьетнам, чтобы погибнуть здесь из-за пьяного водителя. Я обратил внимание на его странную стрижку: волосы на затылке напоминали сдвинутую набекрень шапочку монаха. Кожа на криво изогнутой шее была испещрена точками, словно вылепленная из перемазанного грязью воска.
— Фотографию сделали много лет назад, — произнес пожилой шофер, с нежностью коснулся фото кончиками пальцев, после чего тяжело вздохнул.
Он поведал мне, что это его отец, который потом погиб в битве с французами при Дьенбьенфу. Водитель назвал это сражение бессмысленной резней. Потом добавил, что был ранен, но на севере, в результате американского обстрела, неподалеку от родной деревни.
В том же году, когда ранило меня.
Он попросил прощения за то, что ведет себя столь бесцеремонно, свалив все на свой преклонный возраст. Сказал, что теперь у него нет четкого мнения о войне. Заявил, что имена полководцев, наломавших дров, остаются в истории исключительно благодаря жизням безымянных солдат, которым не оставляют выбора — их просто отправляют на убой, и все. Потом водитель добавил, что не его ума дело рассуждать о войнах и правительствах, так что он лучше даже не будет и пытаться.
Мы остановились, потому что дорогу переходила похоронная процессия, показавшаяся из переулка. Ее скорбящие участники шли сутулясь, медленно, видимо опасаясь упасть — было достаточно скользко. Пока мы ждали, водитель изрек с очередным тяжелым вздохом, что вечных истин не существует и верящего в обратное ждет большое разочарование.
«Ну и заболтал же он меня. А ведь я совершенно незнакомый ему человек», — подумалось мне. Досаднее всего — это приходилось выслушивать именно сейчас, когда позарез требовалось побыть в тишине. Как же мне хотелось, чтобы водитель замолчал!
Я принялся копаться в кошельке, желая убедиться, что у меня с собой достаточно местных денег, чтобы расплатиться с таксистом. Вместо вьетнамских донгов я обнаружил чек за веревку, на которой пытался повеситься. Неслышно выругавшись под нос, я смял его и сунул в карман.
Водителю я сказал, что полностью с ним согласен. Все, что считаешь вечным и незыблемым, как правило, превращается в дерьмо.
Водитель рассмеялся:
— Дер-р-р-рьмо-о-о-о! Это точно!
Он чуть повернулся ко мне и улыбнулся. В отсветах неоновых вывесок за окном его мощная нижняя челюсть приобрела синий оттенок.
— Мне нравятся американцы, — поведал мне он и повернулся в другую сторону, чтобы показать на туристов, которые фотографировали похоронную процессию на мобильные телефоны. Он потыкал в их сторону открытой ладонью, какой-то бесформенной, бледной и бесцветной, совсем как его шея.
— Поглядите на них. Так вести себя невежливо, но разве можно на них злиться? Они ж совсем как дети. — Шофер рассмеялся. — Русским нравится халява. Все хотят урвать бесплатно. Англичане мрачные, и у них вечно недовольный вид. Французов в наши дни почти не встретишь. Лучшие мои клиенты — американцы. Вы знаете, что неподалеку от тропы Хо Ши Мина теперь есть гольф-клуб?
— Да, что-то слышал, — ответил я и попросил водителя проехать по улице Со-Лой к старому причалу. Шофер тут же сказал, что прекрасно знает эти места и что район всегда славился своей бедностью.