Мыслей в голове становилось все больше, они налезали одна на другую, спутываясь в клубок. Зачем я поехал во Вьетнам? Зачем, зачем, зачем? Это ничего мне не даст — надо было понять сразу. Нет никакого смысла искать будущее в прошлом.
Чтобы успокоиться, я попытался во всех подробностях воскресить перед мысленным взором любимую мамину немецкую фарфоровую статуэтку, изображавшую улыбающегося конопатого мальчика в кожаных шортах, глядящего на пруд. Затем я попытался вспомнить точный вес противопехотной мины «клеймор». Прокрутил в уме несколько баллистических таблиц — все что угодно, лишь бы хоть чем-нибудь занять мозг. Главное, не давать ему простаивать и скучать — это главный и, по сути, единственный урок, что я усвоил за все прошедшие годы.
Так, надо срочно переключиться на что-то еще, чтобы выиграть время и дождаться, когда голубенькая таблетка подействует. Ну о чем еще подумать? Например, о том, как разбирать винтовку М-16.
Буря в голове на время чуть стихла:
…теперь вы можете сдвинуть вверх заднюю часть ствольной коробки — сейчас ее держит лишь еще одна сраная чека. М-16 — винтовка, конечно, популярная, но конструкторы с ней перемудрили. Вот автомат Калашникова, который предпочитают и талибы, и боевики «Боко харам» в вонючих косынках и драных футболках из Диснейленда, и террористы из «Хезболла», — совсем другое дело. В калашах вообще этих чек нету.
Теперь, придерживая рукой стебель затвора, сдвиньте его вместе с планкой перезарядки назад и отделите от ствольной коробки движением вниз. Справились? Теперь аккуратно подожмите фиксатор буфера противоотскока и выньте его вместе с возвратной пружиной из полости приклада.
Ну а теперь проделайте все то же самое, только в обратном порядке. Ночью. И на этот раз быстро. Когда льет как из ведра в сезон муссонов. Когда мокрый воротник гимнастерки из поплина впивается в сгоревшую на солнце шею. Когда вода просачивается под промокшую вонючую плащ-палатку. Когда кто-то ведет по вам огонь, а зеленые трассеры вспыхивают и гаснут в дождливой ночи, словно неисправная неоновая вывеска.
Я глубоко вздохнул.
В голове возникло щекочущее ощущение, и она вдруг стала легче, словно кто-то отсосал из нее шприцем часть содержимого.
Тем утром в гостиничном номере я рыдал так, словно где-то в глубинах моей души прорвалась плотина и наружу выплеснулась вся печаль и боль, что скопилась за долгую жизнь. За завтраком жена Эрла спросила, все ли со мной в порядке, и я кивнул, так и не оторвав взгляда от стоявшей передо мной тарелки с омлетом. Жена Эрла явно не собиралась так просто сдаваться.
Меня давно уже не мучили кошмары. В отеле они вернулись с новой силой, будто желая отыграться за долгое отсутствие. Они стали гораздо реалистичней и четче — будто я раньше смотрел старый, ламповый телевизор со стеклянной увеличительной линзой, а потом бац — и меня усадили перед современным жидкокристаллическим экраном, работающим в режиме высокой четкости.
Я прошел мимо запутавшегося в электропроводах красного воздушного змея, с которого капала вода.
При виде этой картины мой мозг снова пошел вразнос.
Мне вспомнилось, как много-много лет назад я увидел в джунглях нечто, свисающее с ветки.
Эта хрень покачивалась на пальмовой ветви словно большой стручок — чуть меньше чем в двух метрах над моей головой. Белесая. Свежая. Мясистая. Мы стояли на тропе, что петляла сквозь непролазные джунгли. Мало кто по своей воле сюда забредет, особенно ближе к вечеру. Издалека до нас донеслась пальба, словно щелкали клювами диковинные птицы. Бам! Бам! Ага, а вот сейчас пустили в дело калибр побольше.
Судя по тому, как выглядело подножие дерева и его нижние ветви, здесь явно кого-то ранило. На земле валялись мелкие осколки бутылочного стекла, обломки оружия, влажно набрякшие обрывки зеленой материи, обугленная деревянная рукоять пистолета и мокрое пятно, где-то с метр в поперечнике, к которому уже устремились насекомые.
Чтобы посмотреть на странный объект на ветке, мне пришлось так задрать голову, что заныла шея. Крови не наблюдалось. Непристойный пурпурнокрасный срез на плоти был таким четким и ровным, что сразу становилось видно, где находилась ныне отсутствующая ее часть. Складывалось впечатление, что передо мной некое произведение абстрактного искусства, вылепленное из глины.