Наступила ночь. Кладбищенский сторож в последний раз совершил свой обход. На ближайшей башне часы пробили двенадцать часов.
Пинкертон, хотя и мог двигаться и поворачиваться в просторном гробу, все же чувствовал себя скверно. В какую-то минуту ему подумалось, что в эту ночь грабитель может и не прийти: куда ему торопиться?
Сыщик приподнял крышку гроба и прислушался. Было совершенно тихо. Пинкертон хотел уже выбраться наружу, чтобы хоть немного размять онемевшие члены, но тут послышался какой-то шорох, и он тут же надвинул крышку обратно.
В это время раздался скрип и царапанье. Это грабитель возился со старым замком склепа.
«Ага, ключом открывает!» — подумал Пинкертон и перестал дышать.
Раздались шаги. Судя по их звуку, к гробу подошли двое.
— Однако, гробик основательный, — с усмешкой сказал один из них. — Сюда можно уложить двоих. Покойный не любил себя стеснять ни в чем.
Они приступили к работе. Отвинтив винты, которые были ввинчены только для виду, грабители начали поднимать крышку. В лицо Пинкертону ударил луч фонаря.
— Невозможно! — крикнул один из них. — Это не лорд Горас!
В то же мгновение мнимый мертвец встал из гроба и, наведя на преступников револьвер, насмешливо проговорил:
— Руки вверх!
Онемевшие от ужаса грабители замерли в неподвижных позах. Пинкертон воспользовался этим и быстро надел на них наручники.
— Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сложить! — сказал он, осветив обоих фонарем, который так и остался стоять на сдвинутой крышке гроба. — Ну и жадность! Вы, лорд Стаунтон, получили такое большое наследство, и вам все мало… А вы, мистер Брюс, неправильно понимаете, в чем состоят обязанности нотариуса.
Изумленные преступники стояли, понурив головы. Наконец нотариус взмолился:
— Послушайте, мистер, позвольте нам уйти! Мы вам заплатим сто тысяч!
— Это дешево! — усмехнулся Пинкертон.
— Мы дадим вам миллион!..
— Дешево, господа, дешево! Вы, верно, не знаете Нат Пинкертона.
— Пинкертона? — переспросил нотариус, и лицо его стало мертвенно бледным. — Ну, тогда мы пропали!
Лорд Стаунтон подошел к Пинкертону и сказал:
— Мистер, я не могу пережить этого позора. Позвольте мне лечь в гроб и заколотите меня в нем. Пусть я задохнусь, и пусть никто никогда не узнает ни о моем позоре, ни о моей смерти.
Сыщик покачал головой:
— Я, милорд, не судья, а только охранитель закона. Суд будет к вам снисходительнее, чем вы сами, и приговорит вас к менее тяжкому наказанию. А теперь пожалуйте со мною к судебному следователю.
Вызвав кладбищенского сторожа, Пинкертон отвез обоих преступников в тюрьму. В три часа ночи в кабинете лорда Кусвея раздался телефонный звонок. Старый лорд и не думал ложиться, он сам подошел к аппарату.
— Алло! Кто у телефона?
— Нат Пинкертон.
— Что слышно?
— Преступники пойманы. Они уже в тюрьме.
— Билл и Вилл?
— Нет. Лорд Стаунтон и нотариус Брюс…
Старый лорд переспросил еще раз. Он не хотел верить своим ушам.
Лорд Стаунтон в тюрьме покончил с собой, повесившись на перекладине решетки. Нотариус пытался бежать, но, прыгая со стены, сломал себе ногу. Он был приговорен к трехлетней каторжной тюрьме.
Выиграли из всей этой истории Билл и Вилл. Лорд Кусвей, заподозривший их было в столь мерзком преступлении, почувствовал перед ними стыд. Он призвал их к себе и, узнав ближе, понял, что хоть они и легкомысленные гуляки, но честные и благородные юноши.
И старый лорд сделал их своими наследниками.
ОШИБКА ПИНКЕРТОНА
Глава 1
Исчезновение Сюзанны Гренье
Было светлое, солнечное утро… Нат Пинкертон сидел в садике снятого им на лето особняка, расположенного на одной из оживленнейших улиц Балтимора. Стояла жара, и он откинулся на спинку плетеного кресла, в сладкой истоме закрыв глаза.
— Вы спите, начальник? — послышался в этот момент чей-то голос, и из-за высоких кустов акаций появился его помощник Боб Руланд.
— Нет, — ответил знаменитый сыщик. — А в чем дело?
— Вас хочет видеть один молодой человек, некто Христофор Винклер.
— Барон Христофор Винклер? — переспросил Пинкертон.
— Нет, он, кажется, не барон, — просто Винклер.
— Проси его в сад и не забудь сказать Тому, чтобы он подал сюда кофе.
— Хорошо, будет сделано, начальник, — произнес Боб Руланд и направился к особняку.
«Христофор Винклер…— подумал тем временем знаменитый сыщик. — Если он барон, то, несомненно, тот самый, которого я встретил несколько месяцев назад в Питтсбурге, на балу у графини Клервиль. Сам будучи миллионером, он намеревался вступить в брак с девушкой из очень бедной семьи».
Вскоре вернулся Руланд, сопровождая белокурого молодого человека с бледным лицом и задумчиво-выразительными глазами.
Нат Пинкертон пошел ему навстречу и, обменявшись рукопожатием, предложил сесть в кресло.
— Если не ошибаюсь, имею честь беседовать с бароном Винклером? — первым заговорил сыщик.
— Да, я барон Винклер, — немного удивившись, ответил тот и потом тихо добавил: — А вы разве знаете меня?
— Совсем недавно я видел вас на балу в Питтсбурге. Услышав это, Винклер изменился в лице, хотел что-то сказать, но остановился, поскольку появился какой-то человек. Это был негр Том, лакей Пинкертона, который принес кофе. Его добродушное лоснящееся лицо расплывалось в улыбке, сверкающей белизной крепких зубов.
— Не угодно ли, сэр, чашечку кофе? — спросил сыщик Винклера, и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Вы, может быть, не привыкли пить кофе в такую жару, но совсем недавно доктора выяснили, что холодная вода, а тем более виски — менее полезны человеческому организму во время зноя, нежели горячий кофе.
Винклер молча, слегка кивнув головой, придвинул чашку кофе. Когда Том ушел, Винклер сначала неуверенно, потом довольно бойко заговорил:
— После этого бала у графини Клервиль в моей жизни произошел перелом. Дело в том, что раньше я был влюблен, безумно влюблен, признаюсь вам, в одну русскую девушку, которая поселилась в Соединенных Штатах всего два года назад, со своей матерью. Из бедной семьи, но хорошо образована, говорила на трех языках и была великолепно воспитана. Имя ее… Впрочем, оно вам ни о чем не скажет.
— Анна Любимова, — произнес сыщик.
— Однако, вы хорошо осведомлены, мистер Пинкертон! Итак, мы любили друг друга, и мне казалось, что я никогда не смогу променять любовь к ней на другую. Но питтсбургский бал показал обратное. Там меня познакомили с некой Сюзанной Гренье, которая по темпераменту и внешности была полной противоположностью Анне. Правда, они хороши обе, но каждая по-своему. Анна — тиха, скромна, если хотите, даже немного наивна. Сюзанна — довольно пылкая женщина, и ее пикантность свела с ума не одного мужчину. Анна — голубоглазая блондинка. Сюзанна — жгучая брюнетка, типичная дочь южной Франции. И так далее. Стоит ли говорить, что я попал под очарование Сюзанны, забыв все на свете и думая только о ней. Конечно, вы можете решить, что у меня непостоянный характер. Да, скорее всего, так оно и есть, но в этом нет ничего удивительного: мой отец по происхождению англичанин, но мать — француженка. Впрочем, ближе к делу. За очень короткое время я близко сошелся с Сюзанной Гренье, и дело шло к свадьбе, но вдруг неделю тому назад она бесследно исчезла…
При последних словах голос Винклера дрогнул и, чтобы скрыть свое смущение, он небрежно начал что-то чертить на песке, напевая какой-то веселенький мотивчик. Разумеется, Нат Пинкертон великолепно понимал, что у Винклера происходило на душе.
— И это все? — спросил сыщик.
— Нет, это не все, — ответил барон и дрожащими руками вынул из бумажника фиолетовый конвертик, в котором было письмо.
В этот момент Боб Рулапд незаметно наклонился к Пинкертону и шепнул ему на ухо:
— Уокинг!
Пинкертон согласно кивнул головой и взял у Винклера письмо.