— Останется ли она в живых?
— Да, рана, к счастью, не опасна, хотя и потеряно много крови.
— А в тот момент, когда она пыталась подняться, ей тоже не удалось увидеть преступника? — осведомился Пинкертон.
— Она вообще ничего не видела. От удара ее сознание совершенно помутилось, и она утверждает только, что у преступника была большая собака, голову которой она будто бы видела.
— Последнее заявление весьма знаменательно! При определенных обстоятельствах собаках могла бы навести на след.
— Вначале и я так думал, — сказал Гельман, — но именно присутствие этой собаки еще более запутывает дело. Оказывается, до сих пор на площади никто ни разу не видел человека, у которого была бы с собой большая собака. У многих владельцев палаток, правда, есть собаки, но ни на кого из них не может падать подозрение, так как в каждом случае они могут доказать свое алиби. Впрочем, один из них находится под нашим тайным надзором. Однако я не думаю, чтобы он совершил это преступление.
— Надеюсь, что вся эта местность находится под вашим пристальным надзором, — сказал Пинкертон.
— Конечно. По всей громадной площади расставлены агенты тайной полиции, за всеми уединенными местами, где могло бы совершиться преступление, негласно наблюдают люди, но негодяй, по-видимому, осведомлен обо всех наших действиях. Его грабительские нападения всегда происходят там, где на данный момент нет охраны, и действует он всегда замечательно быстро. Я уверен, что разбойнику достаточно одной минуты, чтобы повалить и ограбить свою жертву. Публика напугана. Народное празднество уже не посещается так усердно, как прежде, и торговцы жалуются на убытки. Этому преступнику, наводящему панику на весь Гамбург, уже присвоили прозвище «Тигр соборного праздника».
Пинкертон протянул инспектору руку и сказал ему спокойно и уверенно:
— Вот вам моя рука, господин инспектор! Я обещаю вам, что поймаю и предам правосудию «Тигра гамбургского соборного праздника». Надеюсь, что мы обрежем когти этому чудовищу!
— Не слишком ли вы уверены, господин Пинкертон? — спросил инспектор. — Из моего рассказа нельзя заключить еще ничего определенного. Нить к раскрытию этого загадочного преступления найти нелегко…
Пинкертон улыбнулся:
— Однако из вашего рассказа, господин инспектор, я понял, что в данном случае мы имеем дело не с бандой, а только с одним преступником. Целой банде было бы трудно действовать на этой площади, раз она находится под строгим надзором агентов тайной полиции. Кроме того, мне кажется, что я даже напал на след!
— Что же могло послужить вам нитью? — напряженно спросил инспектор.
— Собака!
— Но ведь именно эта история с собакой и запутывает дело!
Пинкертон пожал плечами:
— А может быть и нет, — сказал он. — Я, собственно, уверен, что собаки-то и вовсе не было.
Инспектор был совершенно сбит с толку. Сыщик хотел напасть на след преступника с помощью собаки, которая вовсе не существовала! Этого уж инспектор никак не мог понять.
— Я совершенно вас не понимаю, — сказал он наконец. — Но не хочу расспрашивать. Я от души рад, если вы действительно составили себе определенное представление о деле.
К вечеру оба путешественника прибыли в Гамбург и немедленно отправились на соборную площадь, где ярмарка была уже в полном разгаре.
Глава II
Странный выстрел
Соборная площадь была полна народу. Гуляющие теснились около балаганов и палаток; рокот каруселей, музыка шарманок и других инструментов смешивались, наполняя воздух неимоверным шумом.
Дойдя до полицейской палатки, Гельман и Пинкертон вошли в контору, устроенную на время праздника.
Здесь собралось несколько полицейских агентов; один из них сидел за письменным столом и записывал показания молодой бледной девушки, которая, вся дрожа, сидела тут же на стуле. При виде инспектора в сопровождении незнакомого господина полицейские вежливо поклонились.
Гельман обратился к своему спутнику:
— Мне кажется, господин Пинкертон, перед нами новая жертва.
При имени «Пинкертон» дежурный полицейский поднял голову. Другие агенты также с удивлением оглянулись: утренние газеты были полны сообщений о происшествии в берлинском ресторане «Кайзеркеллер».
Предложив сыщику стул, Гельман занял место дежурного за письменным столом. Один из полицейских доложил:
— Эта девушка только что подверглась нападению. Повторилась старая история!
— Где произошло нападение?
— В узком проходе между двумя балаганами.
— Расскажите нам, сударыня, как было дело, — сказал инспектор. — Ваше имя, как видно из протокола, — Мария Вайзе?
Девушка утвердительно кивнула.
— Я отправилась, — начала она, — вместе со своей подругой на площадь и, потеряв ее в толпе, стала ее искать. При этом я очутилась в другом ряду построек и, желая вернуться к прежнему, я решила для сокращения пути пройти между двумя балаганами, где был узкий проход. Было уже темно, и я бежала очень быстро, но едва я достигла середины прохода, как кто-то сильно ударил меня сзади по голове. В ушах у меня зашумело, я потеряла сознание и упала на землю. Когда я очнулась, голова у меня так сильно болела, что я даже не могла сразу сообразить, где нахожусь. Но вскоре я вспомнила о «Тигре соборного праздника» и, охваченная ужасом, вскочила и бросилась к людному месту. Тут уже я заметила, что нет золотых часов, цепочки и сумки, где лежал кошелек. Моя бледность, растрепанные волосы, грязное платье привлекли ко мне внимание публики. Меня обступила целая толпа, стали расспрашивать. Затем появился полицейский и, узнав о случившемся, привел меня сюда.
Нат Пинкертон подошел к пострадавшей.
— Будьте любезны ответить мне на несколько вопросов, сударыня, — учтиво сказал он ей. — Вы не заметили, кто именно напал на вас?
— Нет! От удара я лишилась сознания.
— Имеете ли вы хотя бы смутное представление о том, каким орудием вам был нанесен удар?
— Это должен был быть очень твердый предмет, — сказала девушка.
— Позвольте мне взглянуть на то место, куда был нанесен удар. Может быть, мне удастся узнать, чем именно его нанесли.
Девушка сняла шляпу и показала Пинкертону вспухший кровоподтек около виска. Взглянув на рану, он проговорил:
— Я думаю, что в данном случае был пущен в ход металлический кастет. Все указывает на то, что человек, нанесший удар, отличается большой физической силой. Подобным ударом можно и убить… А теперь, — обратился он к пострадавшей, — проводите меня, пожалуйста, к тому месту, где на вас было совершено нападение. Я хотел бы его осмотреть.
Но едва только Нат Пинкертон поднялся, чтобы направиться к месту происшествия, как его внимание привлекли вновь пришедшие люди.
Это был полицейский в сопровождении рыдающей женщины. У нее были грубые черты лица, а дешевые юбка и кофточка отличались кричащей пестротой. Из раны на ее правой руке сочилась кровь, которой был запачкан весь рукав.
— Что случилось? — спросил изумленный инспектор.
— Снова нападение! В эту женщину стреляли! — доложил полицейский.
— А преступник?
— К сожалению, скрылся.
— Как это произошло?
— Я шел по шестому ряду, — начал полицейский. — Лишь только я поравнялся с палаткой, где показывают «волосатого человека» Вильяма, как услышал выстрел и затем — отчаянные вопли. Я поспешил туда и на лестнице, ведущей в фургон, где живут владельцы упомянутой палатки, увидел эту женщину: она плакала и держалась за плечо. На все мои расспросы она не отвечала, продолжая плакать и стонать. Вдруг из задней двери палатки выбежал «волосатый человек» Вильям и взволнованно воскликнул: «Что случилось, черт возьми?» Когда он увидел женщину в крови, он поразился и сказал: «Боже! Да в нее стреляли!» Тогда она тоже закричала: «Да, да, в меня стреляли! Негодяй удрал!» Большего я от нее не мог добиться, вот и привел ее сюда, чтобы она здесь дала показания.