Кент попятился.
— Похож на дьявола.
Я встал на колени и отпустил фиксатор сзади на голове клоуна. Дергаясь и потрескивая, клоун начал топать ногами и хлопать крошечными тарелочками, которые он держал в руках. Он крутился на месте, танцуя и громыхая. Райк начал хохотать. Но не типичным для него злобным «ха-ха-ха», а по-настоящему.
— Это похоже… похоже… — он никак не мог выговорить.
Остальные тоже не смогли сдержаться. Сим и Мейкэл раскололись первыми, Грумлоу пофыркивал из-под щетки усов. И, наконец, Кент, а за ним и Роу расхохотались, как дети. Гог удивленно смотрел на всеобщее веселье. Даже Горгот широко улыбнулся, обнажая коренные зубы, огромные, как могильные камни.
Клоун упал и продолжал болтать ногами в воздухе. Райк вовсе зашелся от смеха, забарабанил кулаком по земле, ловя ртом воздух. Клоун постепенно затих.
Внутри у фигурки была стальная пружина, и она заводилась ключом. А когда сжатая пружина распрямлялась, клоун переставал плясать и бить в цимбалы.
— Вот было бы здорово, если бы Барлоу на это посмотрел, — Райк вытер выступившие от смеха слезы. Впервые он упомянул кого-то из погибших.
— Да, брат Райк, было бы здорово, — согласился я и представил, как сотрясается от смеха огромный живот Толстяка Барлоу.
Это был тот редкий, запоминающийся момент жизни, когда братство вновь сплачивалось и отправлялось в дорогу. И мы это сделали — хорошо сделали.
— Пора отправляться, — сказал я.
Иногда я задаюсь вопросом: а нет ли вот такой стальной пружины в каждом из нас, сродни той сердцевине, что, по словам Горгота, кольцами покоится в нутре каждого человека? Разве мы вот так же не топочем на месте и не гремим цимбалами — топочем и гремим, не двигаясь с места? Интересно, а кто же над нами, в таком случае, смеется?
6
ЧЕТЫРЬМЯ ГОДАМИ РАНЕЕ
Три месяца назад я ворвался в Логово, покрытый чужой кровью, размахивая ворованным мечом. Братья следовали за мной. Сегодня я покидал замок, оставляя его в чужих руках. Я жаждал дядиной крови. Я захватил его корону, потому что меня убеждали: я не смогу этого сделать.
Если Логово внешними очертаниями напоминает голову, то разбросанные вокруг него городские строения — высохшую блевотину. Сыромятная мастерская здесь, скотобойня там — необходимое и неизбежное зловонное зло жизни, от которого замок отгородился стенами. Ветер подхватывает это зловоние и разносит по окрестностям.
Мы были почти на окраине, когда нас догнал Макин.
— Успели по мне соскучиться? — переводя дух, выкрикнул Макин. — Лесной Дозор сообщил, что приближается какой-то отряд.
— Нам надо назвать Дозор как-то по-другому, — сказал я. На горных склонах вокруг Логова самыми крупными лесными массивами были редкие островки хилых деревьев, которые ветер нещадно трепал и гнул к земле.
— Пятьдесят рыцарей, — сообщил Макин. — Со знаменем Стрелы.
— Со знаменем Стрелы? — Я нахмурился. — Прибыли издалека. — Эти земли тянулись узкой полоской по краю той карты, которую мы недавно разворачивали.
— Несмотря на долгий путь, вид у них вполне свежий и бодрый.
— Думаю, мы столкнемся с ними, — сказал я. — Возможно, с братьями они будут словоохотливее.
Правда заключалась в том, что мне совсем не хотелось вновь облачаться в одежды, отороченные мехом горностая, и быть прикованным к трону различными церемониалами. Но эти пятьдесят рыцарей в латах держат путь прямо к замку — как правило, на тайные задания в таком виде не отправляются.
— Я поеду с вами, — сказал Макин тоном, не допускающим возражения.
— Тебя трудно принять за брата с большой дороги, — сказал я. — Ты скорее похож на актера, который перевернул вверх дном сундук с реквизитом и напялил на себя все, чтобы сойти за достойного рыцаря.
— Пусть вываляется в каком-нибудь дерьме, — предложил Райк, — тогда сойдет за брата.
Мы были рядом с конюшнями Джерринга, у входа лежала большая куча навоза. Я кивнул в ее сторону.
— Кучка-то не сильно отличается от жизни в замке.
Макин поморщился, разделся и бросил одежду в телегу, которую Мейкэл по привычке прицепил к своей серой кобыле. Когда капитан моей охраны приобрел вид бедного рыцаря, милостью судьбы брошенного на самое дно жизни, мы двинулись дальше. Гог, крепко вцепившись в меня, сидел в седле за спиной. Горгот трусил рядом: ни одна лошадь не позволила бы ему себя оседлать, и не только из-за веса. Что-то в нем сильно пугало лошадей.