Она хотела его. Ад и преисподняя, ее запах расцвел в его носу, ее горячая кровь бежала так же быстро, как и его.
— Селена, — застонал он. — Прости…
— За что? — хрипло спросила она.
— За это.
Он вонзил клыки в ее шею, кровь хлынула на его язык, в горло. И пока он пил от нее, его тело вжималось в скомканное покрывало, отчаянно пытаясь найти лоно Селены сквозь слои ткани, его член пульсировал и от трения становилось только хуже.
И пока он делал жадные глотки, в его груди зародилось рычание, наполняя воздух звуком животного, которое получало то, в чем нуждалось… ну или какую-то часть этого. В каком-то плане это и хорошо, потому что он умирал, как хотел крови. Иначе сексуальная нужда взяла бы верх
Если все, что он сделает — это покормится? Тогда они смогут вернуться на круги своя.
Чуть больше, и они…
Моя, заявил голос глубоко внутри него.
Моя.
***
Селена думала, что была готова к этому. Думала, что была готова прийти в эту комнату, найти Трэза на этом ложе, дать ему свое запястье. Она предположила, что была готова исполнить долг, не открыв ему тайны, что желает его.
Но она была сражена наповал. Его силой, выпущенной из-под контроля, его укусом в шею… сексуальным отчаянием, с которым она нуждалась в нем. И было что-то еще. Смятая под его внушительным весом, чувствуя движения его бедер на своих, зная, что он пьет из ее вены, она, по крайней мере, на мгновение забыла о страхе перед теми статуями на кладбище. Как она могла бояться их в такой момент?
Когда ее тело в таком состоянии, ее руки и ноги, само естество, расслабленное и горячее отчаянно хотело принять его.
Открыв глаза, Селена посмотрела на потолок над его необъятными плечами.
— Возьми меня, — выдохнула она в ответ на его рык. — Возьми меня…
В ответ его пальцы переплелись с ее, удерживая, а не пленяя. Трэз прижался к ее вене, его щека царапала ее кожу. Инстинкты подсказали раскрыть бедра, и когда она раздвинула ноги, давление его торса сместило направление на ее пульсирующую сердцевину, потираясь… но ощущения были слишком туманны. Она хотела четкости.
Она хотела, чтобы они оба были обнажены, пока он пьет из ее вены.
Но не было других движений. Трэз прижал ее под собой, и чувство неудовлетворенности усилило зародившийся голод, отказ в том, чего она хотела, подстегнул нужду. Надавив на его ладони, она ничего не достигла, ее сила была несравнима с его.
— Больше, — простонала она, выгибая спину вверх, ее груди болезненно напряглись, сердце гулко билось под ребрами.
Каждый глоток у ее горла, из ее вены, все приближало ее к некоему обрыву… и никогда еще она не хотела упасть так отчаянно. Хотя Селена не знала, где приземлится, она не думала, что может подняться так высоко и не разлететься на осколки.
Она ошибалась.
Но потом он остановился.
Он выругался и, кажется, Трез с огромным усилием едва смог оторваться от нее… но даже тогда, он не далеко ушел от ее шеи. Клыки оставались в ее коже, и он долго держал голову опущенной, пока не начал зализывать ранки, закрывая их.
Это не может так закончиться, судорожно думала Селена. Это не может…
— Прости, — сказал он грудным голосом.
— Прошу… прошу, не останавливайся… — шептала она хрипло.
Ее слова заставили Трэза поднять голову. И, дражайшая Дева в Забвении, он был великолепен. Пухлые губы приоткрыты, черные глаза блестят, на щеках выступил румянец, он был одновременно пресыщен и все еще голоден, животное и мужчина были лишь отчасти удовлетворены.
И она прекрасно понимала, какое блюдо трапезы они пропустили.
Но когда она потянулась к нему, ее руки сжали в железной хватке.
— Возьми меня, — молила она. — Внизу… ты нужен мне там…
— Господи Иисусе, — выдавил он, отскочив от нее, буквально спрыгнув с кровати.
Оказавшись на ногах, он, словно потерял координацию, но потом устремился в ванную и закрыл за собой дверь.
Холод обжег ее тело. И не потому, что его тело больше не укрывало ее. Дело в стыде. Смущении.
Но как она могла ошибиться?
На то, чтобы сесть ушло две попытки. А потом она, наконец, оторвалась от подушек, поправила взлохмаченные волосы и свела полы мантии. Повернувшись, Селена посмотрела на место, где только что лежала. Ее кровь ярко-красным цветом окрасила белые простыни.
Из проколотых ранок на запястье все еще шла кровь.
Позаботившись о проколах собственным языком, она спустила ноги с кровати. Они были слишком слабыми, чтобы удержать ее вес, но иного выхода, кроме как воспользоваться ими, не было.