— Босс?
— Прости. О чем ты?
— Хочешь, сделаем так, чтобы парень потерялся?
Трэз потер лицо.
— Я разберусь с ним. Как он выглядит?
— Белый, черные шмотки, волосы как у Кита Ричардса.
— Не сильно уточнил, — пробормотал Трэз.
— Ты сразу увидишь его. Он вне очереди.
Трэз кивнул и обогнул плотную толпу, направляясь к двери. И по пути оглядывал народ, неосознанно выискивал признаки конфликтных ситуаций, которые могли перейти из разряда показухи в уличную драку.
Даже готы порой вели себя как качки при достаточном количестве потребленного алкоголя.
На полпути к выходу он поймал отблеск чего-то металлического справа, но когда остановился, отпустив свои чувства, то ничего не нашел. Продолжая свой путь, он толчком открыл дверь и вышел из клуба, кивнув Ивану и новому парню, которые прикрывали выход, и прошел вдоль очереди из подозрительных физиономий.
Но не в духе Кевина Спейси, разумеется. А жаль… ему нравился парень в том фильме.
На тротуаре никого, подходящего под описание Роба.
Кто бы там ни был, он решил прогуляться.
Когда Трэз развернулся, чтобы направиться назад к двери, ему в лицо ударил свет проезжающего мимо автомобиля, и он, как вампир, отскочил от очага света. Моргая и пытаясь прояснить зрение, он непонятным образом умудрился доковылять до передовой очереди и…
— Что за херня… Он вне очереди! Почему вы пускаете его?!
Осознав, что он стал объектом обсуждения, Трэз остановился и оглянулся через плечо. Наглый и болтливый был ростом в пять футов и десять дюймов, сто пятьдесят футов весом и… мужского пола.
Очевидно, ублюдок страдал синдромом терьера, его маленькие глазки-бусинки буквально вспыхнули, когда он посмотрел на Трэза, морда как у слона Стампи дышала ненавистью.
Наверное, парень чересчур много играл в Мир Варкрафта, или как там называлась эта игра… отчего позабыл, что если хочешь распустить свой длинный расистский язык, тебе же лучше, если сможешь чем-то подкрепить свои слова.
Трэз наклонился к парню, давая возможность осознать разницу в габаритах… и, вот так сюрприз, сукин сын захлопнул рот и больше не открывал.
— Этот клуб принадлежит мне, — сказал Трэз низко. — Поэтому, на самом деле вопрос в том, какого хрена мне пускать тебя внутрь? — Он перевел взгляд на Ивана. — Ему вход закрыт. Навсегда.
Последовал какой-то разговор, но он закончил. Будучи Тенью, он привык, что на него пялились… обычные вампиры не знали, как вести себя с его расой, и, честно говоря, они его также не особо заботили. В действительности, он считал, что вампирам и теням лучше не взаимодействовать вообще… по крайней мере, пока Рив не вышел на сцену и не помог ему и его Брату, когда они оказались в ссылке. Сначала он подозрительно относился к парню… пока не понял, что Рив был таким же, как и они: иностранец в закрытом клубе, полном народу, не заслуживающий его уважения.
А что до мира людей? Все считали, что он — черный, и примеряли к этому свои собственные расистские ассоциации, хорошие или плохие… но была в этом своя ирония. Он не был ни «африканцем», ни «американцем», поэтому это дерьмо было не применимо к нему, несмотря на тот факт, что его кожа была темного цвета.
Но таковы все люди… занятые только собой настолько, что везде и всюду видят себе подобных. Тем временем, вокруг них бродило множество рас, а они — ни слуху, ни духу.
Хотя… стоит отметить… если какой-то недальновидный придурок попытается кинуть ему расистские претензии на пороге его клуба? Тогда дебил мог валить нахрен.
Когда он вошел в клуб, стробоскопы и шум впечатались в него подобно кирпичной стене, и ему пришлось прорываться сквозь сопротивление. Вспышки были чересчур яркими, звук — того хуже, рикошетом отдаваясь внутри его черепной коробки, музыка сливалась в неразборчивую какофонию.
О чем думал его персонал? Кто дал распоряжение врубить на полную…
Вот же… дерьмо…
Потирая глаза, он моргнул пару раз… и да, вот оно, в правом квадранте: ряд из резких линий, которые мерцали подобно солнечному свету сквозь выдувное стекло.
— Да чтоб меня…
По милости секса в уборной, блондинка получила перепрошивку мозга… а ему предстоит наслаждаться часов восемь-десять рвотой, диареей и резкими головными болями.
Когда началась мигрень, он посмотрел на часы. У него примерно минут двадцать прежде, чем начнется веселуха, и он не мог позволить себе тратить время впустую.