— Братья устраивают тренировочные бои друг с другом, верно?
— Нет. Их свободное время занято уроками вязания.
— Так почему они перестали тренироваться с тобой? — Ее голос стал ниже. — Почему не занимаешься с ними? Все изменилось после того, как ты занял трон.
— После того, как я полностью ослеп, — выплюнул он. — Вот, когда все изменилось. Назвать день и час?
— Интересно, если я поспрашиваю у парней, они согласятся с этим?
— Хочешь сказать, что я могу видеть? Да ладно? — он обнажил клыки.
— Нет, вопрос в том, занимался ли ты спаррингом со своими братьями после того, как на твою голову водрузили корону. И кажется мне, что ответ будет отрицательным.
— Объяснишь, какое это имеет значение? — встрял он. — Иначе придется наблюдать, как я опять слечу с катушек… и мы оба знаем, как это бывает весело.
Когда Пэйн заговорила, ее голос звучал издалека, и ему показалось, что она отошла к дверному проему, ведущему к кабинкам в раздевалке.
— Я думаю, что единственная причинам наших спаррингов в том, что я женщина. — Когда он открыл рот, она повысила голос. — И я думаю, что ты продолжил бы сражаться со мной, будь я мужчиной. Ты можешь твердить, что думаешь о моем брате, без проблем. Но я верю, что ты на самом деле бОльший шовинист, чем считаешь.
— Пэйн, пошла ты нахрен. Серьезно.
— Я не стану с тобой спорить. Но почему бы тебе не спросить свою шеллан?
— О чем?
— Спроси, как ей нравится иметь с тобой дело.
Он ударил рукой воздух между ними.
— Пошла вон! Прежде чем дашь мне хороший повод еще раз заткнуть тебе горло.
— Почему она не хочет, чтобы ты знал, куда она ходит, пока ты работаешь?
— Прошу прощения?
— Женщины не хранят секреты от мужчин, которые их уважают. Больше мне нечего добавить. Но слепой ты или нет, тебе стоит трезво взглянуть на себя со стороны.
Роф пересек влажный пол.
— Пэйн. Пэйн! Вернись, сию же секунду!
Но он говорил сам с собой.
Женщина оставила его одного.
— ТВОЮ ЖЕ МАТЬ! — закричал он изо всех сил.
***
Твою же мать, подумал Трэз, снова делая вдох.
Восстановление после мигрени напоминало мягкое возвращение к сознанию. Обычно еда и хороший сон — то, что доктор прописал…. ежу понятно, что, даже находясь в темной комнате только с включенным Howard 100 через айФон, особо подремать не удавалось.
Но сейчас он серьезно обдумывал годы проб и ошибок в попытках вернуться к нормальности: когда дверь закрылась за его братом, и Трэз остался наедине с Избранной Селеной, каждая клеточка в его теле задрожала.
О, блин, он должен мысленно включить лампу, хотя его глазам еще рано встречаться со светом…
Ну, здравствуй, богиня.
Селена была высокой женщиной, и, несмотря на традиционную белую мантию, было ясно, что она была сложена по-женски: ничего не скрывало ее изгибов, даже драпированная ткань. И к слову о прекрасных лицах: у нее были розовые губы и бледно-голубые глаза, черты ее лица идеально симметричны, вылепленные, чтобы притягивать и удерживать мужские взгляды. А еще ее волосы. Длинные, густые, цвета полуночи, она убирала их высоко на голове, по традициям Избранных.
В голове лишь одни мысли — распустить и зарыться в них пальцами.
Она была идеальна, во всех смыслах.
И совсем не замечала его.
Благодаря чему, ее приход с посылкой для него был событием знаменательным.
— Ты был очень болен, — сказала она мягко.
Трэз закатил глаза от удовольствия. Голос. Господи, ее голос.
Секунду, она ждала его ответа, ведь так? Что она….
— Нет. Я замечательно себя чувствую. Просто чудесно.
А его эрекция каменела с каждой секундой, чтоб его три раза. Господи, только бы она не уловила запах его возбуждения.
— Чем я могу помочь?
Хм… как насчет этого: скинь свою мантию и запрыгивай на эту кровать. После чего можешь объезжать меня как пони, до потери пульса.
— Не желаешь попробовать эту пищу?
— Какую пищу?
— Твой брат приготовил для тебя эту сумку.
Когда ублюдок успел прийти сюда? — задумался он.
— Ты только что попросил его уйти.
Видимо так.
— О, да. Точно.
Трэз откинулся на подушки и поморщился. Когда он потянулся руками, чтобы потереть глаза, то почувствовал, как Селена подошла к кровати… и быстрым движением он натянул тяжелое покрывало повыше на живот.
Порой «обнаженный» означало нечто большее, нежели простое «на мне сейчас ничего нет».
Блин, выражение ее лица было таким обеспокоенным. Настолько, что пришлось напомнить себе, что она отшила его раньше. Ведь так и было.