— Мне нужно закончить здесь, это недолго, нужно кое-что уладить. Встретимся на дороге. — Он отвернулся. — Эрик! Эвэйл!
Мужчины подошли… и на мгновение он чуть сам не уселся за руль.
Но нет, впереди была месть, и именно он сведет счеты.
— Милая, посмотри на моих родственников. — Когда он отодвинулся, чтобы они могли показать свои лица, он обрадовался, что они были того же цветотипа, а черты их лиц так сильно походили на его собственные. Воистину, их троих можно ошибочно принять за братьев. — Они отвезут тебя в безопасное место и жизнь за тебя отдадут. Я присоединюсь к вам позже. Я недолго, клянусь.
Ее паникующий, опустошенный взгляд метался по сторонам, будто она отчаянно пытался удержать себя в руках.
— Езжай, — прошипел Эссейл, посмотрев на здание. — Езжай!
И все же он не смог отвернуться от Марисоль. Она подверглась насилию, и, судя по тому, что ее раздели…
Эрик сжал его предплечье.
— Кузен, будь спокоен. Мы будем обращаться с ней как с нашей драгоценной сестрой.
Даже Эвэйл заговорил, впервые за все время:
— Кузен, она в хороших руках.
Эссейл мгновение ощущал единство с мужчинами, слова признательности застряли в горле. В итоге он мог лишь поклониться им.
Потом он опять наклонился к джипу.
— Я недолго.
Повинуясь инстинкту, без сознательной мысли… он поцеловал Марисоль в губы.
Моя, подумал он.
Заставляя себя сосредоточиться на другом, он схватил рюкзак, закрыл дверь внедорожника и отошел. Эрик, Господь его благослови, осторожно развернул джип, так, чтобы не освещать Бенлуи светом фар… а потом Ровер ускорился на ухабистой дороге.
О, как бы он хотел, чтобы тропа была асфальтированной. Чтобы она была гребаным шоссе с ограничением скорости до семидесяти миль в час. Или даже лучше, если бы они добрались сюда на вертолете.
Когда свет фар исчез из виду, он достал и включил ручной фонарь. Потом повернулся к Бенлуи, схватил клейкую ленту вокруг его лодыжек и потащил его по снегу к двери.
Бросив ноги, он достал пистолет и направил на мужчину.
— Просто чтобы убедиться, что ты останешься на месте, — выдавил Эссейл.
Хлоп!
Бенлуи резко сгруппировался, пытаясь защитить живот… поздно. Пуля уже была внутри, спокойно занимаясь своим делом: болезненные и ослабляющие, ранения в живот не спеша достигали своей цели.
Хотя Эссейл не собирался заставлять мужчину ждать до самой смерти.
Входя в здание, он держал пистолет высоко поднятым, а взгляд — острым.
Он застыл от увиденного внутри,
Прямо возле открытой двери валялась отрезанная мужская рука, будто послужив своей цели, сейчас она не представляла никакой ценности. Тело, к которой она раньше была прикреплена, валялось рядом… нет, у этого трупа было две руки… а вот узнаваемого лица не было.
Значит, в доме был, как минимум, еще один труп.
Очевидно, его Марисоль боролась за свою свободу, как банши.
Обойдя открытое пространство, он не заметил ничего, представляющего ценность или интерес… или место, где можно держать пленника. Но в дальнем углу была лестница, ведущая на нижний уровень.
Он еще раз проверил пленного. Бенлуи все еще извивался на снегу возле главной двери, его темные глаза были открыты и неровно моргали, верхняя губа была приподнята, фарфоровые коронки сверкали в уличном свете.
Лучше захватить его с собой.
Эссейл подошел к нему и рывком поднял его на ноги. Когда Бенлуи не смог устоять на своих двоих, это был секундный вопрос протащить его сто сорока футовую тушу через комнату. Потом вместе они спустились по лестнице.
Бесполезные ноги Бенлуи волочились по полу подвала, отскакивая словно мячики.
И вот где было зло.
Подвал представлял собой одно открытое помещение с тремя камерами и стеной ужаса. Одна из клеток была занята. На полу на спине лежал мужчина с обезображенным лицом и шеей, безжизненно уставившись… ну, будем надеяться, на ад. Правая рука была вытянута за решетки, и окровавленный обрубок предполагал, что именно у него отрезали ту кисть.
На мгновение Эссейл ощутил, как сердце уколола печальная гордость. Марисоль вытащила себя. Не важно, что они сделали с ней, или как мало сил у нее оставалось, Марисоль одержала верх над пленителями, поставив их не просто на колени — отправив в могилу…
В этот момент он понял, что пропал.
Он влюбился в эту женщину… и, воистину, это ненормально — испытывать такие чувства во время жестокости и резни, но таково его сердце.
И представив Марисоль, прикованной к той грязной бетонной стене, он рассвирепел почти до полного безумия, панический страх, словно стадо буйволов, пронесся по его телу, тысячи копыт доводили его до сумасшествия.